39 Еллинек Георг (1851–1911) — немецкий юрист.
40 Удовлетворительно (лат.).
41 Хорошо (лат.).
42 Отлично (лат.).
43 «История римского права» (фр.).
44 Ослепительно белые (нем.).
45 Туглас Фридеберт (1886–1971) — выдающийся эстонский писатель.
46 Семпер Иоханнес (1892–1970) — известнейший эстонский прозаик.
47 Тальвик Хейти (1904–1947) — видный эстонский поэт.
48 Альвер Бетти (1906–1989) — эстонская поэтесса.
49 Санг Аугуст (1914–1969) — эстонский поэт, переводчик.
50 Мерилаас Керсти (1913–1986) — эстонская поэтесса, драматург, переводчик.
51 Кайтселийт — оборонительный союз — добровольческая вооруженная организация в Эстонии.
52 Варма Александер (1890–1970) — офицер эстонского военно–морского флота, дипломат.
53 Пользуясь классической формулой (фр.).
54 Около (лат.).
55 В суть дела (лат.).
56 Невероятно (фр.).
57 Плут (ит.).
58 «Здесь воистину Божья обитель и врата в небо» (лат.).
59 Непременное условие (лат.).
21
Улло объяснил: «До чего же мы были наивны — во всяком случае, я был до того наивен, что рассматривал уход в отставку правительства Ээнпалу и вступление в должность правительства Улуотса не как давление Москвы, а прежде всего как результат нашей гибкости. Не как сужение до предела нашего маневренного пространства, а как показатель нашего превосходного искусства маневрировать: пусть попробуют предъявить нам какие–либо требования! Или в чем–то нас упрекнуть!
Одним словом, политическим гением я отнюдь не был!» — усмехнулся Улло, и я чуть было не воскликнул: «А кто же из нас был?! Никто ведь не был…»
«Ээнпалу ушел во вторник утром, с портфелем под мышкой, махнув небрежно рукой: «Иду к президенту!..» — это заставило меня задуматься, что сие означало?.. Потому что обычно о своих посещениях президента нам он не докладывал… А в два часа дня прибыл Улуотс и стал всех по очереди приветствовать, пожимать нам всем руку.
И я не мог толком решить, что же это легкое, суховатое и все–таки дружеское рукопожатие излучало: либо известие, что он приступил к руководству нами и взял на себя ответственность, либо просьбу обратить внимание на то, что он действительно хочет быть с нами заодно (чего Ээнпалу особенно не подчеркивал), — а может, рукопожатие Улуотса должно было означать стремление (или это происходило помимо его воли, а следовательно, выдавало начало тех тяжелых времен, о которых он догадывался, а мы нет) сравняться с нами, низвести себя до положения своих подчиненных, раствориться среди нас, исчезнуть за нашими спинами…
В первый или во второй день пребывания премьер–министра на службе к нему пожаловал советский посол Никитин. Черноволосый, с прямыми темными бровями и маленькими серыми глазками полный мужчина с бледным, но смуглым лицом, один из тех вариантов татарского типа, которых мы позднее наблюдали во множестве.
Разумеется, я понятия не имею, о чем примерно в течение часа они разговаривали. Только после окончания разговора Улуотс вызвал меня с помощью сигнальной лампочки к себе и произнес на редкость сухо:
«Господин Паэранд, сегодня ко мне посетителей больше не пускать». А через полчаса куда–то уехал. Позднее говорили: к президенту. В дальнейшем правительственные заседания проводились значительно чаще, чем до сих пор. И теперь вспоминается, что Террас то и дело заходил ко мне и говорил полушепотом:
«Господин Паэранд, сообщите премьер–министру, что правительство ждет его в Белом зале…»
И я шел сообщать об этом премьер–министру. И он вставал из–за стола, нервно гасил папиросу в пепельнице, полной окурков «Ориента», и придвигал ко мне стопку деловых папок. Чтобы я относил их в Белый зал. Я не знаю, почему сам не брал. Задним числом думаю: он ведь через несколько лет заболел раком, который развился на почве язвы желудка. Возможно, язва уже тогда гнездилась в организме и причиняла ему боль? Поэтому лицо у него было такое мрачное и серое, поэтому он избегал поднимать хоть какую–либо тяжесть… Так что я шагал за ним по пятам, перед моими глазами маячили его узкие в черном пиджаке плечи, кольцо белого воротника, жилистый затылок, подстриженный не далее чем две недели назад, черный венчик волос и широкая плешь, как пожелтевшая тарелка…»
На этом месте я воскликнул: «Слушай, Улло, я вижу, ты уже поглядываешь на часы. Но твои рассказы так интересны, что мы им посвятим еще один сеанс. Согласен?»
Он сказал: «Нет там ничего интересного. На собраниях правительства я не был ни разу. Из Белого зала всегда выходил до начала заседания. И вообще… Ну да, предчувствие надвигающейся катастрофы проникло вскоре в окна Вышгорода. Через неделю началось переселение немцев. Идеальный посол Kleinburger1 Фрохвейн раза два посетил премьер–министра. А затем появились переселенцы с всевозможными претензиями. То есть, насколько я представляю, не из немцев, а из эстонцев. Те, что хотели затесаться среди немецких переселенцев. Я не запомнил ни одной реплики Улуотса в отношении тех или других, но зато в память врезалось выражение его лица, замкнутое и неприступное. Будто эти люди вызывали у него боль в желудке. Во всяком случае, он приказал таких посетителей отправлять в другие места, в Министерство внутренних дел, к Юрима, к Ангелусу…»