Когда он болел, она была первоклассной, и никто не мог заботиться о нем так, как она, охлаждая его подушку и убирая постель, и заставляя всех молчать; а когда он начал поправляться, она готовила такие блюда, вкуснее которых вы ничего не знали: тушеную курицу, тосты с подливкой и тому подобное. Даже когда ему было хорошо, но просто тоскливо, она сидела у его кровати, если он просил ее, пока он не ложился спать или не успокаивался; и если он пытался что-то приготовить, она помогала ему всем, чем могла, но если это было что-то, для чего нужно было использовать нож, она не очень-то помогала.
Пони всегда казалось, что она недовольна тем, что он ходит с мальчиками, и она говорила, как хорошо он раньше одевался и какие у него были хорошие манеры, а теперь он стал таким неряхой, таким грубым и свирепым, что она почти боялась его. Он знал, что она шутит, что боится его; и если ей и не хотелось, чтобы он ходил с самыми плохими мальчиками, она все же готова была помочь ему во многом. Она дала ему пряжу, чтобы он сделал мячик, и обтянула его кожей. Иногда она делала для него то, чего не делала для его сестер, и часто заставляла их уступать ему, когда у них возникали споры.
Она делала различие между мальчиками и девочками и не заставляла его помогать по дому. Конечно, он должен был приносить дрова, но всем ребятам приходилось это делать, и они не считались с этим; больше всего они ненавидели взбивать стул или вытирать посуду после компании. Мама Пони никогда не заставляла его делать ничего подобного; она говорила, что это работа для девочек; и она не разрешала ему учиться доить, потому что говорила, что дойка - это женская работа, и все, что Пони должен был делать с коровой, - это приводить ее вечером с пастбища.
Иногда, когда собиралась компания, она разрешала ему привести мальчика ко второму столу, и давала им все консервы и пирог, которые они могли съесть. Такая компания, как у нее, была почти у всех матерей в Мальчишеском городке; они приглашали на ужин много других матерей, и у них была тушеная курица и горячий бисквит, и чай, и кофе, и консервы из айвы и персиков, и сладкие помидорные огурцы, и торт с желе между ними, и фунтовый торт с глазурью, и тосты с маслом, а может быть, жареные яйца и ветчина. Отцы, казалось, никогда не приходили; а если отец, который жил в доме, приходил, то после ужина он не шел сидеть в гостиной с матерью, а отправлялся в город, на почту, или в контору адвоката, или в магазин, и там говорил о политике.
Пони никогда не считал свою мать красивой, вернее, он ничего об этом не думал, и ему всегда казалось, что она, должно быть, довольно старая женщина; но однажды, когда у нее были гости, и она пришла из кухни с последним блюдом и поставила его на стол, одна из самых милых других матерей подошла, обняла мать Пони и сказала:
"Какая вы красивая, миссис Бейкер! Я просто хочу поцеловать вас в эти красные щеки. Я бы сказала, что вы были девушкой, вместо того чтобы рожать всех этих детей".
Пони стоял на крыльце вместе со своими пятью сестрами, и когда он заглянул в дверь и увидел свою маму со смеющейся головой, раскрасневшимся от того, что она стояла над плитой и готовила ужин, и ее каштановые волосы слегка растрепались, он подумал, что она очень хорошо выглядит и похожа на девочек в школе, которые учатся в четвертом классе; И одета она была тоже очень мило, в белое муслиновое платье, а синий клетчатый фартук, в котором она работала, был брошен за дверью кухни, когда она вошла в гостиную, неся в одной руке блюдо. Он не знал, что имела в виду другая мать, говоря "все эти дети"; ведь это была маленькая семья для Мальтийского городка, и он подумал, что она, должно быть, просто дурачится.
Иногда его мать резвилась с детьми или пела им смешные старомодные песенки, какие пели, когда страна только заселялась и все жили в бревенчатых хижинах. Когда она начинала шутить, то звала Пони: "Милый! Милый!", как старая цветная тетушка, у которой во дворе росла хурма; и если ей приходилось проходить мимо него, она обхватывала его голову рукой и бормотала что-то губами; а если там был кто-нибудь из ребят, и Пони отбрасывал ее руку, потому что ему было неприятно, что она делает это перед ними, она просто смеялась.