Он был не очень хорошим отцом в отношении денег, потому что, когда Пони приходил просить у него пятицентовую бумажку, он всегда хотел знать, для чего она, и даже когда она была для хорошей вещи, парень не всегда любил говорить. Если отец не думал, что это хорошая вещь, он не разрешал Пони взять ее, и тогда Пони было стыдно возвращаться к ребятам, потому что они говорили, что его отец скупой, хотя, возможно, никто из них не пытался получить деньги от своих собственных отцов.
Время от времени ребята пытались научиться курить, но отец Пони не разрешал им этого делать. Он разрешал ему курить веточки коряги, которые мальчишки собирали на берегу реки и называли "дымным деревом", или виноградную лозу, или стручки катальпы, которые были совсем как сигары, но он был против настоящего табака. Однажды, обнаружив в кармане Пони сигару, он бросил ее в огонь и сказал, что если он когда-нибудь узнает, что у него есть еще одна, то поговорит с ним.
Он очень плохо относился к тому, чтобы Пони пропалывал мамины клумбы, регулярно ходил в школу и всегда вставал вовремя. Конечно, если случалось представление или цирк, он почти всегда брал Пони к себе, но тогда он был склонен брать и девочек, и ему не нравилось, когда Пони уходил с толпой мальчишек, а это был единственный способ попасть на представление; ведь если ребята увидят тебя с семьей, всего разодетого и, может быть, в ботинках, они будут смеяться над тобой в следующий раз, когда поймают тебя на улице.
Он заставлял Пони приходить каждый вечер до девяти часов, и даже в сочельник или накануне Четвертого июля он не разрешал ему оставаться на всю ночь. Когда он уезжал в город, как мальчики называли большой город в двадцати милях от Мальчишеского городка, он мог купить Пони подарок, а мог и не купить, но он не обещал, потому что однажды, пообещав, он забыл об этом, и тогда мама Пони отругала его.
В Мальчишеском городке были отцы некоторых мальчиков, которые были хорошими отцами и позволяли своим детям делать все, что им заблагорассудится, и Пони не мог не чувствовать стыда перед этими мальчиками. Если один из таких отцов проходил мимо толпы мальчиков, они не обращали внимания на своих мальчиков; но если отец Пони проходил мимо, он, скорее всего, говорил: "Ну, Пони!" или что-нибудь в этом роде, и тогда все мальчики кричали: "Ну, Пони! Ну, Пони!" и будут смеяться над его отцом, когда он пройдет мимо, и ходить, как он, или еще что-нибудь, так что Пони так разозлится, что вряд ли будет знать, что делать. Ему не хотелось просить отца не разговаривать с ним и не смотреть на него, когда он был с ребятами, но ему казалось, что отец и без просьб должен знать, как лучше.
Было много таких вещей, которые не сделал бы ни один хороший отец, но то, что заставило Пони потерять всякое терпение и начать готовиться к побегу, было то, как повел себя его отец, когда Пони однажды рассердился на учителя, принес свои книги домой и сказал, что больше не вернется в эту школу. Причина была в том, что учитель перевел Пони из третьего класса во второй и перевел его в класс маленьких ребят, которым было не больше семи лет. Это случилось однажды утром, после дня, когда Пони очень плохо читал после обеда, и хотя он объяснил, что плохо читал, потому что была такая жаркая погода, учитель сказал, что он может попробовать во втором классе, пока погода не изменится, во всяком случае; и вся школа смеялась. Хуже всего было то, что Пони действительно очень хорошо читал и умел говорить почти лучше всех мальчиков, но в тот день он был ленив и не обращал внимания.
На перемене, после того как учительница вернула его на место, все ребята подошли и спросили, что он собирается делать дальше, а он только заскрипел зубами и сказал, что они увидят, и в полдень они действительно увидели. Как только закончилась школа, или даже раньше, Пони собрал все свои книги и грифели, перевязал их бечевкой для грифельного карандаша, снял шляпу с колышка и гордо вышел из комнаты, так что не только мальчики, но и учитель мог видеть, что он покидает школу. Учительница смотрела вслед и притворялась, что улыбается, но Пони не улыбался; он держал зубы сомкнутыми и, ни с кем не разговаривая, чопорно прошел через дверь и прямиком направился домой. Так надо было поступать, когда ты выходил из школы в Мальчишеском городе, потому что тогда мальчики понимали, что ты серьезно настроен, и никто из них не пытался с тобой заговорить; они слишком уважали тебя.