Вячеслав отодвинул занавеску, заглянул в спальню:
– Ты как же?
Гришка слабо махнул рукой.
– Нарезай винт, Скворец, пока время есть. Мне все равно не уйти. Менты на меня отвлекутся, значит, у вас время больше будет, чтобы простыть.
По совету главаря время терять не стали, через чердак вылезли на крышу дома и спрыгнули на сарай. Дальше был пустой соседский двор и дорога к продолжению свободной воровской жизни, но на этой дороге их ждала засада. Едва они забежали за угол соседского дома, как наткнулись на двух людей в гражданской одежде и милиционера. Первым, то и дело спотыкаясь, бежал Володька Косой. Первым его и схватили. Милиционер и работник угрозыска в гражданской одежде сбили Косого с ног, ловко заломили руки за спину. Бежавший следом Скворцовский хотел было проскочить мимо третьего представителя правопорядка, но на этот раз ему не повезло, этот оказался крепким орешком. Широкоплечий мужчина в серых широких штанах, в чесучовой рубахе, поверх которой был одет черный суконный пиджак, бросился ему наперерез. Вячеслав заметил, что у него в правой руке револьвер. Он подумал, что оружие помешает милиционеру его схватить, но вышло иначе. Мужчина метнулся к нему, успел крепко ухватить его за ворот пиджака и неуловимым движением, подсекая ноги, бросил на землю. Скворцовский вскочил и попытался ударить противника кулаком в лицо, однако и вторая попытка вырваться оказалась безуспешной. Сильная мужская ладонь перехватила запястье, в следующую секунду локоть врезался в его челюсть лишая равновесия, а умелая подсечка заставила снова оказаться на земле. Глуховатый спокойный голос произнес:
– Не шали, паренек, от меня все равно не уйдешь, а если попытаешься, то буду стрелять. Только советую учесть, что я не промахиваюсь.
Скворцовский понял, что на этот раз ему не вырваться. Уйти удалось только Мишке Мухе. Он бежал последним и, воспользовавшись тем, что милиционеры были заняты его товарищами, быстрой тенью шмыгнул за поленницу, прячась за развешенным во дворе бельем и за кустами смородины, пробрался на соседний двор. Дворами и ушел от поимки.
Глава пятая
С поймавшим его сотрудником правоохранительных органов Вячеслав встретился на следующий день в одном из кабинетов уголовного розыска. Сорокалетний мужчина с зачесанными назад русыми волосами, желтоватыми от курения густыми усами и широко посаженными темно-карими глазами предложил сесть и представился:
– Старший лейтенант милиции, оперуполномоченный уголовного розыска Арсений Валерьянович Матошин.
На этот раз он был одет в новенькую темно-синюю милицейскую форму. На суконной гимнастерке старшего лейтенанта красовались знак «За отличную рубку», орден Красного Знамени и орден Красной Звезды. Когда Вячеслав сел на табурет рядом с покрытым зеленым сукном столом, милиционер произнес:
– Слушаю вас, подозреваемый Вячеслав Степанович Скворцовский по кличке Скворец, тысяча девятьсот двадцатого года рождения.
– Все-то вы знаете, гражданин начальник, только чего меня слушать, я вам песен петь не буду, не умею.
Матошин медленно вытащил папиросу из пачки с надписью «Беломорканал», лежавшей на столе рядом с гипсовым бюстиком вождя мировой революции, чиркнул спичкой, прикурил.
– А мне песен петь не надо, мы не в театре, а в уголовном розыске. Ты мне лучше расскажи, когда и как оказался в банде, какие преступления вы совершали? Куда добытое нечестным путем добро спрятали? Еще о своих сотоварищах расскажи, а в особенности о Вениамине Афанасьевиче Беззубове по кличке Угрюмый и Григории Агафоновиче Дорофееве по кличке Пономарь.
Вячеслав насупился.
– Стучать на своих корешей не приучен, а в хазе первый раз оказался, случайно зашел к Тоньке, тут менты объявились, я сдрейфил, решил сорваться. Мне недавно пришлось на нарах париться, снова неохота. Вместе со всеми на соседний двор метнулся, тут вы меня и повязали. Больше мне калякать не о чем, так что исповедоваться я перед вами не собираюсь.
– Я не поп в храме, чтобы исповеди выслушивать, а если говорить не хочешь, тогда я тебе кое-что расскажу. Отец твой отдал свою жизнь в борьбе с белогвардейцами, мать умерла от тифа. После ее смерти ты воспитывался у соседей, а потом тебя отдали в интернат, откуда ты, отнюдь не за хорошее поведение, попал в исправительно-трудовую колонию.
– Не грешен тот, кто не родился.
– Может, и так, только в этом заведении тебя, похоже, перевоспитали, поскольку после колонии ты стал работать на заводе, пока не связался с Пономарем и не был вовлечен в банду, в составе которой совершал преступления. В том числе и в ограблении магазина.