Матошин смотрел Скворцовскому прямо в глаза. Вячеславу показалось, что сейчас его строгий с укоризной взгляд был похож на взгляд Христа Спасителя с иконы в обворованной квартире покойной одинокой старухи. Вспомнились письма и фотографии из украденной шкатулки и угрызения совести, вспомнились вынутые в юном возрасте из карманов женщин и стариков продуктовые карточки. Вячеслав опустил глаза не в силах выдержать сурового и пронзительного взгляда оперуполномоченного, а произносимые им слова словно гвозди вбивались в его голову.
– Сегодня ты магазин грабишь, а завтра из-за наживы человека убьешь. Тебе в армию пора, а не в тюрьму на нары. Наш командир эскадрона Степан Скворцовский мечтал, что будет гордиться своим сыном, но думаю, еще не поздно все исправить. Можешь ничего не говорить, но об одном хочу тебя просить – встань на правильный путь, на который ты уже вставал и с которого сошел. Ради памяти своего друга, твоего отца, прошу, а я сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты получил малый срок. Твой отец мечтал сделать этот мир лучше, давай будем делать это вместе. Верю, что ты это понимаешь, и большинство других поймут, огрехов со временем станет меньше.
– Вор да мор до веку не переведутся…
– Полностью мы, конечно, всякую нечисть не изведем, пороки всегда будут блуждать меж людей, и пакостники будут, и приспособленцы всякие, коим при любой власти вольготно живется, но все же думаю, что людей добрых и честных станет больше и жить станет лучше. В общем, ты крепко подумай, может, из заключения другим человеком выйдешь, а я тебе помогу всем, чем могу, хотя, конечно, из тебя там постараются выковать своего. И еще. Чтобы ты не думал, что я все сочинил, чтобы тебя сагитировать, взгляни вот на это. – Старший лейтенант достал из выдвижного ящика стола две фотографии и несколько писем. – Это ответы твоей матери на мои письма и фотокарточки. На одной твоя мама, на другой я с твоим отцом.
Вячеслав бережно взял фотографии в руки. С одной ему улыбалась миловидная светловолосая девушка с ямочками на щеках, на другой он увидел двух красноармейцев в шинелях и буденовках с шашками в руках. Скворцовский перевернул вторую фотографию. На задней стороне убористым подчерком было написано: «На память дорогому другу Арсению Матошину от Степана Скворцовского. Ростов. 10 января 1920 года».
– Другая такая же фотокарточка, только с надписью на память от меня твоему отцу, должна была храниться у твоей матери.
Вячеслав положил фотографии на стол.
– Она вместе с письмами и еще какими-то бумагами, после смерти мамы, хранилась у соседей. После их ареста они исчезли.
– Ничего, я тебе обещаю, что ты получишь эти, когда снова выйдешь на свободу. Теперь можешь идти и еще раз хорошенько подумай над моими словами.
Вячеслав встал, подошел к двери, за которой его ждал конвойный, и, бросив на Матошина доверительный взгляд, произнес:
– Я подумаю.
Глава шестая
Думать пришлось около двух с половиной лет, вместо светивших ему четырех, а при худшем раскладе и десяти годков заключения. Помогло то, что не все преступления, в которых он участвовал, были раскрыты. Молчание единственного свидетеля и связанного с криминальным миром швейцара скрыло смерть мордастого посетителя ресторана, а скорая смерть старухи – квартирную кражу. Не найденные милицией ворованные вещи, умело спрятанные членами банды во дворе Тоньки Песни, тоже в некоторой степени посодействовали получению им малого срока. Немало помогли и смягчающие его вину обстоятельства, упомянутые во время первого допроса в кабинете оперуполномоченного Матошина. Однако и сам старший лейтенант тоже подсуетился, как и обещал, сделал все, чтобы скостить Вячеславу срок. Кроме того, на свой страх и риск написал он письмо своему бывшему командарму, маршалу Семену Михайловичу Буденному, с просьбой помочь сыну Степана Ильича Скворцовского, который прежде являлся командиром эскадрона Первой конной армии и геройски пал от рук белогвардейцев. Дошло ли письмо и повлияло ли оно на судьбу Вячеслава, неизвестно, но сейчас он был на свободе. Вернувшись в родной город, Скворцовский, не раздумывая, направился домой к Арсению Матошину. Адрес был ему известен, поскольку весь срок пребывания в местах не столь отдаленных вел с ним частую доверительную переписку, благодаря которой больше узнал старшего лейтенанта и, никогда не знавший настоящей отцовской ласки и внимания, потянулся душой к этому одинокому, как и он, человеку.