- Это же птицы, конечно, они… Заткнитесь! Расскажите Совету что хотите - и можете катиться к черту. Я не позволю себя шантажировать!
Глаза у Пастерна сузились, потом он присвистнул.
- Верю, что так и есть. Какое самопожертвование! И, конечно же, проблема в том, пока на вас будут орать в Совете или упекут в другую тюрьму, кто приглядит за лордом Крейном?
- Что?
- Леди Брютон жаждет его крови. Так же, как и вашей. И раз вы будете устранены, что помешает ей заняться им на досуге?
Стивен ощутил, как кровь прилила к его щекам.
- Что она делает? – спросил он.
- Она не совсем готова предпринять решительные действия. Но сомневаюсь, что она долго будет колебаться. Все выстроилось один к одному. И если бы не вы, я бы не тратил свое время. Найдите ее, убейте ее. Вам это нужно.
- Что вы знаете? – бросил вызов Стивен, пальцы его скрючились.
- Ничего о чем бы я вам не мог рассказать, - Пастерн поднял руку. – Посмотрите на это с моей точки зрения. В идеале, вы выдернете меня из хватки леди Брютон. Я постараюсь помочь вам сделать это. Но если я помогу вам, и она обнаружит это… нет. Следующим вариантом для меня будет, если она убьет вас и вашего трахаля, и будет так счастлива от этого, что позволит мне уйти, - он сверкнул улыбкой. – Можете все поубивать друг друга, лишь бы я мог уйти. Потеря лорда Крейна будет огорчением, но есть еще множество других привлекательных мужчин. На самом деле, мне плевать.
Стивен чувствовал, как у него от ярости закружилась голова. Он разорвет эту сволочь на куски и черт с ними с последствиями.
- Слушай сюда! – он обратился и ощутил, как его рука врезалась во что-то твердое в воздухе, возможно, это была стена.
- Неа! – сказал Пастерн. – И не подумаю. Я не дурак. И знаю, что вы можете заставить меня силой воздействия рассказать, где кольцо. Я заранее предпринял меры предосторожности, о которых я вам рассказывать не буду, но я обещаю, что если вы вытяните информацию о кольце силой, то вы его больше не увидите. Если хотите получить его обратно, то разберитесь с леди Брютон.
- Черт бы побрал это кольцо! – зарычал Стивен и взмахнул рукой, но эфирный барьер Пастерна поднялся на критические несколько дюймов. Встряхнул рукой еще раз, сменил фокус, но это стоило ему секундной потери концентрации и в эту секунду Пастерн взмыл вверх из положения сидя и слегка отскочил назад, вскарабкавшись прямо вверх по стене, как какая-нибудь ящерица.
У Стивена вырвался сдавленный тревожный крик, полный ярости, и он бросился за Пастерном. Эфир неожиданно отозвался на его вызов, бешеный удар, намного более мощный, чем он предполагал. Солома, мусор, пыль вздыбились, поднимаясь с земли, собираясь в облако, посрывало шляпы под хор криков, а игральные карты затрепетали в хаотичном треске клееного картона.
Слишком сильно. Слишком сильно и слишком поздно, потому что воздухоходец добрался до верха стены, забранного проволочным канатом, и перемахнул через него в невероятном акробатическом трюке.
- Что за хренова чертовщина? – выдохнул чей-то голос, и Стивен оглянулся, чтобы увидеть с полдюжины остальных заключенных, которые глазели и указывали на невыполнимый побег. Кое-кто уже ощупывал стену, чтобы понять, что именно он использовал для упора рук. Другие хлопали по себе, отряхиваясь от пыли, которая покрыла их с головы до ног.
- Я ничего не видел, - сказал Стивен резко и зашагал к воротам, чтобы попросить адвоката. Ему срочно понадобились услуги Хэннефорда и Грина.
Пока Стивен сидел в тюрьме, Крейн был в гимнастическом зале.
Он не входил ни в одно из спортивных сообществ, где его можно было бы ожидать. Тот спарринг, который предпочитали они с Мэрриком, не имел ничего общего с маркизом Куинсберри (2) , все заключалось в том, чтобы выжить, используя все доступные средства, и, возможно, именно поэтому они были отвергнуты любым приличным атлетическим обществом. Он не стыдился этого, но и не собирался объяснять свой жестокий, дробящий стиль любопытным членам своего класса. Они с Мэрриком были, несомненно, менее заметны обнаженными по пояс в местах, где большая часть присутствующих тоже была с татуировками.
Он по большей части посещал заведение для рабочих в Хаундздитче, удобно расположенном между Лаймхаузом и Стрэндом. Викарий, державший это место, был из тех мускулистых христиан, что веруют в спасение путем физического здоровья и упражнений, вбухивал свое жалкое жалование в обеспечение клуба и снабжение его книгами и периодикой, чтобы воодушевить и на умственное самосовершенствование. Крейн записался как мистер Водри, заплатил стандартный взнос и щедрое пожертвование, которое уберегло его от неудобных вопросов, и преуспел в том, чтобы стать частью ландшафта, настолько, что привлекал глазеющих на него зевак, которые надолго останавливались ради этого. Он еще должен был терпеть крики всяких остряков: «Доброе утро, мистер Сорока!», но это была небольшая цена.