- Да, знаю, - огрызнулся Пастерн. – Крейн теперь у вас, чтоб вас. Оставьте меня в покое! – он заложил петлю к стене и вскарабкался по гладкой штукатурке к высокому окошку, где уселся как на насесте на бортике, скрючился, нахмурившись.
Крейн довольно осторожно распрямился. Он смотрел на Фэйрли.
- Я вас знаю?
- Вам не нужно меня знать.
- А, припоминаю. Вы – то подхалимажное дерьмо с влажным рукопожатием. К тому же предатель? Как очаровательно.
- Замолчите! – Фэйрли снова поднял руку, и леди Брютон приказала:
- Остановитесь!
Крейн посмотрел на нее. Его брови поднялись, когда он увидел изуродованное лицо, и тогда он, отчетливо и демонстративно, произнес.
- О боже! Боже мой!
Леди Брютон смотрела на него, прищурившись и поджав губы, превращая сплошные шрамы в сетку на своем лице. Она указала пальцем в перчатке на него. Стивен закрыл глаза.
- Прежде чем вы начнете швыряться магией, - холодно произнес Крейн. – Я бы хотел обсудить причину, по которой ваш холуй привел меня сюда. Я буду не особо сговорчив, если мне будет больно.
- Это не переговоры, - леди Брютон почти смеялась. – Переговоры? Это все, что вам нужно знать, - она развернулась к Стивену и взмахнула рукой, послав агонию по всему его телу.
Она пронзила его кости, выбив его из колеи. Боль вспыхнула в его позвоночнике, словно горячий ток потекла по нервам, так что он забился, чувствуя, как железо сжигает запястья, когда по нему стегали. Еще одна порция агонии обрушилась на него, прямо по голове, и в этот раз он не смог сдержать крика.
Наконец леди Брютон опустила руки. Стивен лежал, хрипя, пока боль рассеивалась, ощущая кровь во рту, в том месте, где он прокусил губу. Он заставил себя снова встать на колени, что было сложно, потому что его щиколотки тоже были скованы. Леди Брютон действовала наверняка. Когда он смог справиться с собой, он посмотрел вверх, смаргивая слезы боли, и он увидел Крейн, стоящего, смотрящего, молчаливого.
- Еще раз позволите себе наглость, лорд Крейн, и я приложу его еще раз. А потом снова и снова, пока не сможет выносить это, и даже сверх того, - глаза леди Брютон откровенно горели сейчас. – Вы поняли? Вы встанете на колени передо мной – или я изломаю его у вас на глазах. И не воображайте, что вы сможете что-то противопоставить мне. Покажите ему, Ньюхауз!
Художник, стоящий у стены, взмахнул карандашным наброском, который он схватил сразу же, как только Крейн вошел. Он держал бумагу обеими руками и усиливал малейший штрих. Стивен застонал в ужасе, а Крейн сверкнул на него своими серыми глазами, холодно и нечитаемо.
- Подводя итоги, - Крейн говорил даже слегка скучающе. – Ваша рисулька убьет меня, если будет повреждена. И вы предполагаете угрожать ею мне, чтобы заставить меня смотреть, как вы будете пытать Стивена, если я не буду подчиняться вам. В чем?
- Я хочу вашу энергию, - сказала леди Брютон. – Я хочу силу Повелителя Сорок. Что он умел делать. Я это хочу.
- Мы хотим это! – громко встрял Фэйрли.
Крейн слегка кивнул в знак понимания.
- Конечно. И для этого вам нужно мое сотрудничество. Выпивая меня, вы долго не протянете. Я нужен вам живым и выполняющим ваши распоряжения. Все верно?
- Так и есть, - ответил Фэйрли. – Пока у нас есть Дэй…
- Ну, не совсем, - задумчиво произнес Крейн. – Одна из самых непривлекательных черт нашей семьи – а их у нас множество – нас не так-то легко использовать. Это в крови. Вы могли наблюдать последствия попыток мистера Пастерна носить кольцо. Мы храним то, что наше, а кольцо Повелителя Сорок – мое.
- Чушь! Дэй по полной пользовался им! – воскликнул Фэйрли – Вы что, думаете, что мы не заметили этого? Да его распирало от важности, когда он расхаживал с ним, - Крейн посмотрел на него с недоверчивым презрением. Фэйрли вспыхнул. Он продолжил. – Если он смог, смогу и я.
- Мы, - вмешалась леди Брютон.
- В целом, вы правы, - сказал Крейн. – Стивен мог использовать эту силу по двум причинам. Во-первых, она его, так же, как и я, и все, что у меня есть. Не потому что он это просил, конечно же. Я не уверен, что он до конца верит в это, - он оглянулся на Стивена, скорбная улыбка наметилась на его губах, игнорируя восклицания отвращения Фэйрли. – Но я надеюсь, мой сладкий, ты осознаешь, что где-то в глубине этого глупого сердца я навсегда, целиком и довольно жалко твой.