"Пацан, — думал он, вытирая слезы, — сейчас я тебя дожму".
— Хорошо, лейтенант, — прокурор слишком часто именовал нынешнего и. о. начальника милиции по званию, чтобы тот не забывал, кто он. Всего лишь лейтенант. — Я подпишу ордер на обыск машин Джиоевых. Можете допросить Алибека как свидетеля. Но не более.
Он наклонился над столом, черкнул несколько слов в казенной бумаге, протянул ее Семыкину.
Глядя в глаза этого широкоплечего грузного человека с большой лысой головой, Игорь увидел в них торжество, и волна ненависти поднялась у лейтенанта в груди. Он вырвал бумагу из рук прокурора и молча вышел из кабинета, грохнув напоследок дверью.
"Пацан начинает показывать зубы", — с некоторым замешательством подумал прокурор.
— Ты там присматривай за ним, а то наломает дров, — кивнув в сторону двери, сказал он Петренко.
Проводив следователя, Малышев отогнал нехорошее предчувствие, колыхнувшееся в душе и, отодвинув наброшенную поверху газету, продолжил занятие, прерванное приходом этих двоих.
— Так, по курсу у нас пять тысяч сто, умножаем на…
В приемной Семыкин остановился, подавляя в душе гнев, и, повернувшись к удивленной секретарше, стараясь говорить как можно небрежнее, спросил:
— Джиоев давно уехал?
— Да нет, минут за пять до вашего приезда.
— Ага, ясно. Спасибо.
"Купили", — окончательно подвел для себя итог лейтенант.
13
К дому Мурая пришлось ехать в одной машине. «Жигуленок» прокуратуры наотрез отказался заводиться.
Похоже их там давно ждали. Когда уазик Семыкина просигналил около ворот мураевского «дворца», немедленно зажужжал электродвигатель и тяжелая створка поползла в сторону. Посреди двора стоял сам хозяин, просто сияющий от радости и гостеприимства.
— О, какие люди, какие гости! — Муса широко раскинул руки и, словно не замечая сумрачного и холодного вида Семыкина и даже того, что тот не собирался подавать ему руку для приветствия, сам схватил ее и начал горячо трясти в своих ладонях, приговаривая: — Рад, очень рад!
Стрижу, стоящему сзади около машины, сразу бросилось в глаза среди многих чеченцев, стоящих на крыльце, перекошенное какой-то судорогой лицо Алибека. Эта смесь ненависти и презрения появилась на нем при виде склоненной в приветствии головы брата. И было непонятно, кого он больше ненавидит — незваных гостей или брата за это унижение перед ними.
— А я думаю, почему это лейтенант не заходит? Вот капитан Семин, земля ему пухом, частенько заглядывал на огонек, — велеречиво продолжал хозяин дома.
— Я к вам по официальному делу, — прервал его словоизлияния Игорь и сунул под нос Джиоеву ордер на обыск. — Нам нужно допросить вашего брата и осмотреть все ваши машины.
Муса про себя облегченно вздохнул: Малышев не обманул, не подвел, дом гости обыскивать не имели права.
— Какого брата? — Лицо Мусы приняло глуповатый вид. Он немного переигрывал, ломал комедию истинного кавказца. — Слушай, дорогой, у меня здесь все братья — двоюродные, троюродные, по отцу, по матери, все мы одной крови.
— Родного, родного нам надо, Алибека. — Семыкин снова оборвал словоизлияния старшего Джиоева, твердо глянул в его глаза и успел заметить полыхнувшее в них и тут же погасшее пламя ненависти.
— Хорошо, в чем дело? Нам скрывать нечего. Машины вон стоят, смотрите. А брат… Алибек! — обернувшись к крыльцу, позвал Муса.
Семыкин кивнул головой эксперту в сторону машин, а сам повернулся к подходящему младшему Джиоеву.
— Нам нужно задать вам пару вопросов. Где мы можем расположиться? — лейтенант снова обратился к старшему брату.
Тот секунду поколебался, потом что-то гортанно крикнул стоявшим на крыльце. Те шустро разбежались в разные стороны и через пять минут, к вящему изумлению официальных гостей, выволокли из гаража старый, но еще крепкий стол, а из дома принесли несколько мягких стульев. Семыкин и находившийся рядом Петренко переглянулись — гостеприимные хозяева явно не хотели пускать их в дом. Сели. Петренко, глуховато покашливая в кулак застарелым кашлем-лаем, разложил свои бумаги.
— Фамилия, имя, отчество? — задал первый вопрос следователь.
— Мое? — Алибек ехидно усмехнулся, хотел что-то сказать неприятное, но, поймав гневный взгляд брата, опустил голову и глухо проговорил:
— Джиоев Алибек Алиевич.
— Год и место рождения?
Допрос продолжался по извечно апробированной схеме.
Стриж, по-прежнему стоящий у машины, теперь обратил внимание на напряженно-настороженное лицо старшего брата. Остальные чеченцы, не расходясь, продолжали толпиться на крыльце, вполголоса что-то обсуждая между собой.
— Где вы были между десятью вечера вчерашнего дня и десятью утра сегодняшнего?
— Спал.
— Все время?
— Конечно. Как лег в десять, так и встал сегодня в одиннадцать. Устал вчера очень.
— Была стычка между Кротовым и вами вчера днем?
— Ну, была.
— Правда ли, что вы обещали отрезать ему голову?
— Ну, слушай, — неожиданно вмешался старший брат, — мало ли, что наговоришь сгоряча.
— Вопрос не к вам, Муса Алиевич, — Петренко голоса не повысил, головы даже не повернул в его сторону. —
Повторяю: говорили ли вы, что отрежете головы всем участвующим в драке с противоположной стороны?
Глаза у Алибека вдруг заблестели, лицо передернуло судорогой. Он открыл уже рот, чтобы сказать что-то, но его опередил Муса:
— Товарищ следователь, мой брат плохо говорит по-русски. Я не хочу, чтобы его допрашивали без переводчика. Он еще молодой, глупый, не поймет чего-нибудь, наговорит на себя. Мы отказываемся давать показания без переводчика.
Следователь и Семыкин переглянулись.
— У вас есть такое право, — нехотя констатировал Петренко, — но найти переводчика в наших условиях почти невозможно.
В глазах старшего Джиоева промелькнуло торжество.
— Это уже ваши трудности. Я не хочу рисковать из-за одного лишнего слова младшим и любимым братом.
— Мне кажется, что он все понимает и хорошо говорит по-русски, — попробовал вступиться Семыкин.
— Нет-нет, — поднял ладони вверх Муса, — он вырос в горах, большую часть жизни провел на пастбищах, откуда ему хорошо знать русский язык?
— Вы бы могли переводить, если уж так плохо обстоят дела, — предложил следователь.
— Нет, я человек занятой, мне скоро надо на одну важную встречу. Бизнес, понимаете ли, коммерция. О, я даже уже опаздываю.
Тут к Петренко подошел один из экспертов, прошептал что-то на ухо. Тот оглянулся на машины чеченцев.
— Муса Алиевич, а где еще один ваш автомобиль, «джип»?
— А, "джип", — Муса с облегчением рассмеялся. — Увы, лишились мы этой машины. Иса, наш самый младший братишка, поехал кататься и перевернул его.
— Что, так сильно? Неужели не отремонтируете?
— Сгорел «джип», дотла сгорел! Иса еле выпрыгнул, чуть сам не погиб.
Он крикнул что-то в сторону крыльца и к столу робко приблизился шмыгающий носом подросток лет шестнадцати. Даже за несколько шагов от него несло бензином и гарью.
— Вот, полюбуйтесь — штаны даже подпалил.
Нижние концы пятнистых маскировочных штанов действительно порыжели от огня.
— Где и когда это произошло? — спросил Петренко у "самого младшенького".
Тот недоуменно перевел взгляд на брата. Чувствовалось, что он действительно не понимает по-русски. Муса что-то энергично и требовательно начал спрашивать у него. Иса долго и путано отвечал, старший снова переспрашивал, обращался к толпе на крыльце, те тоже что-то кричали в ответ. Шум стоял, как на базаре.
Наконец Муса коротко и грубо что-то сказал пацану, и тот совсем опустил голову.
— Какой ишак, а! Разбил машину и даже не может объяснить где. Еле у других выяснил. Это километрах в пятнадцати от города, там еще колос такой железный стоит.
— Совхоз "Урожай", — подсказал Семыкин.
— Да-да, вот именно.
— Но сейчас ведь вы переводили слова Исы, почему же вам не перевести и ответы другого брата? — заметил усмехнувшийся Петренко.