Аббат Феррайн, что прежде слушал его с глубокой скукой, при последних словах шевельнулся.
- Что за знаки были тебе явлены?
- Разные знаки, ваше преподобие. Прежде всего, мирские.
Бакли поднял голову, повел взглядом вокруг себя, печально поджал губы. Мол, скверные дела творятся в мире, ваше преподобие сами понимают.
- Поднимись, - велел аббат. – Сядь вон туда и скажи ясно: Софья Величавая послала тебя к Светлой Агате?
Бакли сел, смущенно пожал плечами:
- Ваше преподобие, вы говорите так, будто Софья – лорд, а я – ее вассал. Не послала она меня, это будет неверное высказывание, но дала знак, что лишь Агата может помочь.
- Которая Агата? Северная или центральная?
- Центральная Агата, ваше преподобие. Оттого я и пришел к вам.
Аббат Феррайн не служил ни Агате, ни Софье. Он принадлежал к Церкви Праотцов и числился служителем святого Вильгельма. Однако не усмотрел никакого противоречия в словах Бакли.
- Ты поступил верно, придя ко мне. Я вознесу мольбы, чтобы Агата тебя услышала. В чем твоя просьба?
- Не о себе прошу, - с поклоном сказал Бакли, - а о своей святой покровительнице. Душевная боль от ссоры с Агатой разрывает ей сердце. Нежная душа Софьи истекает кровью… Я молю Агату быть чуткой к ее страданиям!
Глаза Бакли заблестели от слез, губы задрожали.
- Ты молишь центральную Агату? – уточнил аббат Феррайн.
- Да, ваше преподобие! Только она и может излечить хворь несчастной Софьи!..
- Софья захворала, это верно, - проскрипел аббат.
- И столь тяжко захворала, что ничто не радует ее! - Бакли всхлипнул. - Даже три миллиона золотых не купят лекарства от этого недуга; даже четыре тысячи всадников не сыщут нужного зелья!
Аббат Феррайн повел бровью, помолчал какое-то время.
- Ты прав, сын мой: ни деньги, ни люди не помогут святой Софье. Тут требуется иное…
- Быть может, говор? – предположил Бакли.
- Говор?..
- Я слыхал, ваше преподобие, от некоторых хворей помогает целебный заговор. Зовете на помощь правильных людей, образуете круг, беретесь за руки, вместе произносите нужные слова…
Аббат нахмурился:
- Нет, и говор тут не будет уместен.
- Быть может, на помощь древних духов… Духов степей, ваше преподобие? Не будет ли это греховной ересью?
- Имея средство, не употребить его во спасение, - вот что будет ересью. Но духи степей опасны. Выпустив их на волю, как потом загнать обратно во тьму? Сторонись их, сын мой.
- Так что же делать, ваше преподобие?! – вздохнул Бакли, ломая руки. – Как помочь?..
- Время – вот лучший целитель. Ныне зима – час холода и тьмы. Но скоро весна ее сменит. Весною расцветет жизнь, морозы откатятся на север, крестьяне выйдут в поля… Люди исполнятся верою, и святое слово окрепнет, обретет силу. Вот тогда, пожалуй, одной молитвы будет довольно.
- Полагаете?.. – голос Бакли дрогнул от трепетной надежды.
- Да, сын мой. Верь.
- И если Софья исцелится весною, то центральная Агата…
- …заключит ее в сестринские объятия, полные радости.
- Не знаю, как благодарить ваше преподобие!
Бакли упал на колени и покрыл поцелуями не только перстень, но и всю сухую стариковскую ладонь. Аббат брезгливо отнял руку.
- Ступай, сын мой. Ступай.
Выйдя на улицу, Бакли протер губы и трижды с омерзением сплюнул. Процедил сквозь зубы:
- Старый хрен.
Шестой спросил его:
- Что скажешь? Есть польза от аббата?
- Самодовольная задница, как и все святоши. Кусок нахального дерьма. Только рыцари хуже.
Бакли перевел дух. От потока ругательств стало веселее – слетела мерзкая маска раболепия. Бакли стряхнул ее, дрожа всем телом. Хлопнул Шестого по плечу:
- Но все же, братец, малая польза есть. А малая – лучше никакой, верно?
- Угу. Теперь сыграем?
- Отчего нет?
Они пошли в таверну, и Бакли облегчил карман Шестого еще на десяток монет. Последних, что у него были. Когда Шестой понял, что лишился всего, то сказал только:
- Сучья жизнь.
Бакли бросил ему агатку – одну из выигранных:
- Держи, друг любезный, купи себе поесть.
А сам поднялся в комнату и нашел в книгах второе имя: Айра-Медея.
* * *
К бабам нужно подходить сверху. Это надежное правило. Всякая баба любит дерзость и хамство. Даже такая дорогущая, как вот эта.