Выбрать главу

— Так и знал, так и знал, — замахал руками Колесников, — вечный спор сыска и охраны, кто же благороднее. Но все равно своих забывать нельзя. Мало ли что.

— Господин статский советник, вы пригласили меня для того, чтобы это сказать?

— Уели, уели, Александр Петрович, действительно позвал я вас по делу казенному. Хочу предоставить вам возможность еще лучше послужить государю императору. — Почту своим долгом. — Другого ответа и не ожидал.

Красильников нажал на головку серебряного звонка. Дверь отворилась, и в комнату вошел высокий, элегантный блондин.

Бахтин отметил для себя, что давно уже не встречал такого красивого мужчину.

— Прошу знакомиться, мой помощник, титулярный советник Мельников Борис Дмитриевич. Бахтин поднялся, кивнул, не подавая руки. Мельников сел в кресло у стола, раскрыл папку.

— Как нам стало известно, господин Бахтин, вы коротко знакомы с неким Дмитрием Степановичем Заварзиным.

— Да, я учился с ним в Первом московском кадетском корпусе, господин титулярный советник. Александр Александрович, — обратился Бахтин к Красильникову, — на каком основании мне, чиновнику VII класса департамента полиции учиняется этот допрос? Видимо, вы располагаете указаниями директора департамента, господина Белецкого. Если это так, прошу показать мне полномочия.

— Александр Петрович, вы неправильно поняли Бориса Дмитриевича. Не допрос это, не допрос. Просто наружное наблюдение срисовало вас, когда вы разговаривали с Заварзиным в ресторане.

— Да, действительно, я увидел в ресторане господина очень похожего на моего соученика Заварзина. Я подошел к нему, но тот сказал мне, что я обознался и что он австриец.

— Правильно, — усмехнулся Мельников, — вы даже рукопожатием не обменялись. — А, собственно, что сделал Заварзин? Кто он?

— Вам показать можно. — Мельников вынул из папки листок, протянул Бахтину.

«1) Известный департаменту полиции по моим докладам от 13 октября 1911 года за № 245 и по следующим бывший студент Московского университета из дворян Московской губ. Зарайского уезда Дмитрий Степанов Заварзин (партийные клички „Гоголь“ и „Петр Петрович“, в наблюдении „Дунайский“) проживает по адресу улица Данфер-Ромеро, № 7, меблированные Комнаты Борто…»

— И давно мой однокашник балуется социализмом? — усмехнулся Бахтин.

— Достаточно. Могу вам сказать, что он весьма заметная фигура в политической эмиграции.

— Господа, — Бахтин откинулся в кресле, — чем же вам, специалистам в политическом сыске, может помочь человек, работающий по уголовной преступности?

— Нам стало известно, что в Варшаве социалисты совершили экс…

— На русском языке это экспроприация? — перебил Бахтин Мельникова.

— Так точно. Они ворвались в квартиру графини Замайской, связали прислугу, тяжело ранили лакея и унесли драгоценности. Нам стало известно, что драгоценности они прячут в библиотеке русских социалистов на улице Брона. Там завтра в три они собираются.

— Я, как полномочный представитель МВД Российской империи, считал необходимым, чтобы именно вы арестовали преступников. Тем более что эксакция уголовная.

«Неужели они считают меня за идиота, — подумал Бахтин, — ведь именно я вместе с начальником Московской сыскной полиции Кошко арестовал латышей из рижской банды. У них нашли и ценности, правда, не все!.. При чем здесь социалисты?»

— Как я вижу, вы раздумываете. Вы, видимо, забыли, какую неоценимую услугу оказал нам господин Путилин, ставший потом начальником Петербургской сыскной полиции.

— Господин Красильников, мне неизвестны мотивы, по которым господин Путилин ввязался в историю с фальшивыми письмами Чернышевского…

— Так уж и фальшивыми, — перебил его Красильников, — просто в сенатской комиссии много либералов.

— Я опираюсь на факты. А если вы считаете господ членов сенатской комиссии сочувствующими социализму, то мне сказать нечего.

— Господин Бахтин, не о Путилине нынче речь. Вы поможете нам?

— Мне надо подумать, господа, я дам ответ завтра. Честь имею. Бахтин встал, надел шляпу и вышел. — Вы ему верите? — спросил Мельников.

— А куда он денется, — засмеялся Красильников, — небось сейчас идет и думает, как новый орденок вне срока получит.

Нет, не о новом орденке думал Бахтин. Совсем не о нем. Он снова шел сквозь Париж, но на этот раз прогулка не радовала его. Слишком неприятным был разговор в посольстве. Ну куда только не залезет вездесущая охранная полиция! Им-то он должен помогать. Какой же он дурак, не вспомнил шифровки, которую он лично отправлял заведующему заграничной агентурой с просьбой установить, где находится мошенник, граф Коралли. Два года минуло, а ответа все нет. Они через французов установили его квартиру, и чиновник для поручений Ястребцов ездил арестовывать графа.

Нет, господа. Свои дела обделывайте сами. Он уже направился было к гостинице, как что-то остановило его. Заварзин. Конечно, Митя Заварзин придет завтра в эту библиотеку и его арестуют, как уголовника.

«Ну и что? — сказал кто-то внутри него, — пусть. Он же даже руки тебе не подал. Говорить с тобой не захотел. Как же так?»

— А так, — ответил Бахтин тому невидимому, злому, ехидному, — мы же однокашники, друзья детства и юности. Мы должны помогать друг другу. А Митя поймет, потом, но поймет.

«Господа, помните, что вы не просто будущие юнкера или студенты. Вы члены одного военного ордена. Корпус сплотил и воспитал вас. Вы стали крепки физически и духовно подготовлены к сложностям жизни. Теперь вы как братья. Помните это, господа, и не забудьте главное, при первой возможности, по первому зову или без оного вы должны прийти на помощь друг другу».

Так напутствовал их при выпуске начальник корпуса генерал Богданов.

Пришли ли ему, Бахтину, на помощь друзья в тяжелый для него день?

Пришли. Они собрали свои жалкие юнкерские деньги, оторвав их от так необходимых молодым людям расходов, а потом, в зале суда, два ряда заняли весьма решительно настроенные молодые подпоручики. Они бурно хлопали адвокату, со значением поглядывали на присяжных.