Прибыли. «Носорог», выполнив свою задачу, был неподвижен, исчерпавши все силы, поникнув духом. Сильвия стояла рядом со мной у перил и ворковала что-то о разводе с Гюставом, о браке со мной. Но я давно к этому привык и не слушал, только глядел на красивые подстриженные лужайки по берегам. Она сунула в рот конфету и, жуя, смотрела вокруг.
— Ужин на борту перед высадкой, — сказала она.
— Мы не высадимся на берег до самого утра.
— О! Правда! О! О! Милый, я люблю тебя. О, я тебя люблю. Я люблю тебя. Люблю тебя.
— И я тебя.
Подошел паспортный чиновник.
— Не сможете ли вы перевести для этого господина? Он совсем не говорит по-английски.
Когда я подошел, он спросил: — Вопрос насчет его дочери…
— У меня две дочери, — говорил капитан Негодяев. — Маша и Наташа…
— В паспорте записана только одна, — возразил чиновник.
— Именно так, — засуетился тот. — Маша не записана в паспорт, потому что она уже взрослая, замужем и живет с супругом, Ипполитом Сергеевичем Благовещенским, на юге России. А Наташа…
Его глаза наполнились слезами. Лицо задергалось. Он сглотнул.
— Еще… еще не били в гонг? — нервно спросил он.
— Еще нет.
Он посмотрел покрасневшими глазами на жену. Крошечная слезинка блеснула на ее ресницах.
— Наш херувимчик, — просюсюкала она, — ушел… ушел от нас… к херувимам.
Я перевел чиновнику.
— Понимаю, — сказал тот.
И пока мы стояли и ждали, пока расхаживали в молчании, я не услышал крадущихся шагов; ничьи холодные ладошки не закрыли мне глаза. Не было ни заливистого смеха, ни пожимания плечами, ни восторженного удивления. Сгущались скорбные сумерки, и огни Англии моргали удрученно, печально. Только гонг вторил шуму моря, и чайки, и ветер, и моросящий дождь.
Уильям Герхарди: возвращение на родину
Валерий Вотрин
Это поколение называли по-разному — «огненным поколением», «поколением 1914 года», «поколением Первой мировой». И действительно, Великая война была самым страшным испытанием, выпавшим на долю молодых людей, европейцев и американцев, которые в начале 20 века достигли своего совершеннолетия. Миллионам суждено было погибнуть в бессмысленной четырехлетней бойне. Другим посчастливилось — они остались в живых. Старшие из них родились в 1883 году. Младшие — в 1900 году. Людей, родившихся между этими датами, с легкой руки американской писательницы Гертруды Стайн стали называть «потерянным поколением».
На ближайшие семьдесят лет эти люди самых разных судеб, так или иначе затронутых опытом Великом войны, будут определять литературу 20 века. Имена наиболее ярких известны: это американцы Э. Паунд, Ш. Андерсон, Ф. С. Фицджеральд, У. Фолкнер, Э. Хемингуэй, англичане T. С. Элиот, О. Хаксли, Д. Г. Лоуренс, Р. Олдингтон, Дж. P. Р. Толкин, немцы Э. М. Ремарк, Г. Гейм, Э. Юнгер. Но и внутри «потерянного поколения» были свои потерянные таланты — как на войне, так и в силу жизненных, уже послевоенных обстоятельств. Однако никому не пришлось изведать такой громкой славы уже по выходе дебютных вещей и потом оказаться забытым еще при жизни, как этому человеку. Биография его столь же необычна, как и его книги.
Отзывы о его произведениях были с самого начала превосходными. «Для моего поколения он был самым значительным романистом из тех, чей дебют пришелся на нашу молодость. Мы гордились его ранним и мгновенным успехом, как гордятся те, кто определил правильную лошадь», — писал Грэм Грин. «Пусть у меня есть талант, но у Вас есть нечто большее — гений», — пишет ему Ивлин Во. «Он — наш Гоголь. Мы все вышли из него», — вторит им Оливия Меннинг, автор великолепных «Превратностей войны». Им восхищались и признавали его влияние Ивлин Во, Герберт Уэллс, Олдос Хаксли, Исайя Берлин, Энтони Пауэлл, Кэтрин Мэнсфильд, Кингсли Эмис. Он и вправду был одним из самых ярких, самых выдающихся английских прозаиков 20—30-х годов.
Звали его Уильям Александр Герхарди. Сын английского промышленника, он родился 21 ноября 1895 года в Санкт-Петербурге, где его отец, Чарльз Альфред (на русский манер Карл Васильевич) Гергарди (1865–1925) владел ткацкой фабрикой — знаменитой «Российской бумагопрядильной мануфактурой К. В. Гергарди», основанной еще в 1880 году дедом писателя, Уильямом (Василием Андреевичем) Гергарди, выходцем из семьи немецких промышленников родом не то из Гамбурга, не то из Дюссельдорфа, в начале 19 века осевших в Англии. Предпринимателю Гергарди принадлежал огромный особняк на Выборгской набережной и катушечная фабрика в Смоленске. Здесь, в Петербурге, Уильям посещал славные Анненшуле и Реформирте-шуле. Родители хотели, чтобы он стал коммерсантом, и послали его учиться в Англию, — однако юный Герхарди ненавидел коммерцию и мечтал стать драматургом, чтобы взять штурмом лондонские театры. Он зачитывался Уайльдом и носил изящную трость, длинные локоны и томное выражение на лице, стремясь во всем походить на своего кумира.