Называется эссе Честертона “The English Blunder About Russia”, «Английский промах насчет России». Неприязнь, которую либералы к ней питали, он объяснил их недоверием к сильному правительству и мыслью о Сибири, а неприязнь консерваторов — нелюбовью к сильным иноземцам и мыслью об Индии. Одни изображали русского вечно вышагивающим с кнутом по уральским каторжным рудникам, другие — вечно таящимся с винтовкой в засаде на подступах к Хиберскому перевалу. Эта иррациональная ненависть к России — плод логики, описанной «одним из великих русских романистов»: «дважды два — стеариновая свечка». Когда Честертон был молод, многие англичане считали, пишет он, что русские едят свечи, и спор о России был спор о том, хорошо это или дурно — питаться сальными свечками или пить к завтраку чай. «По частной случайности самыми популярными или самыми модными британскими политиками часто были люди, не способные ни оценить, ни даже вообразить набожность, поэтичность и мужественную терпеливость народа, подобного русскому. Такова была ограниченность язычника-аристократа, как Пальмерстон, экзотичного и роскошного чужеземца, как Дизраэли, или даже вполне честного циника, как покойный лорд Солсбери» (которые в Крымскую и в Балканскую кампании спасли Турцию от раздела и развеяли русскую мечту о Царьграде). После войны «на Западе идеальных коммунистов больше не будут учить злословию по адресу страны реальных коммун» (то есть крестьянских общин. Тут создатель патера Брауна как в воду смотрел: идеальные западные коммунисты научились любить страну реальных колхозов).
Концовка честертоновского фельетона — в моем вкусе, соль ее в опечатке. «И мы больше не увидим, что в Англии те, кто по своему исповеданию стоят за веру и власть, слепы к долгому героизму этого форпоста христианства в борьбе с азиатской анархией, который в течение последних дней повторил доблесть и славу Гераклита у Испагани (the valour and the glory of Heraclitus at Ispahan)». Историк недоумевает: какой воинский подвиг совершил Гераклит в Персии? Очевидно, Честертон или корректоры перепутали имена Гераклита Эфесского и византийского императора Гераклия, который — в союзе с хазарами — успешно воевал против персов и дошел в 624 году до Испагани, как утверждает Гиббон. В начале 1916 года, когда англичане терпели неудачи на месопотамском фронте, экспедиционный корпус генерала Баратова начал наступление в Персии и 20 марта занял Испагань (Исфахан), ликвидировав «очаг германской агитации» и выручив британского союзника. Это позволяет нам датировать эссе благодарного Честертона концом марта. До Брестского мира оставалось два года. «Нрав человеческий не имеет прозрения, — сказал Гераклит Темный. — Большинство людей не понимают того, с чем они сталкиваются».
Заключительную статью в сборнике, «Британия и славянский мир», сочинил историки политический пропагандист Роберт Сетон-Уотсон. Здесь найдем не только ритуальное осуждение «смертоносных ошибок Дизраэли», но и признание правоты генерала Фадеева, сказавшего в 1869 году: «Перед Польшей стоит выбор, стать младшим братом русской нации или всего-навсего германской провинцией».
Вся эта апологетика как бы просит англичан забыть, а русских простить страшный рассказ Киплинга “The Маn Who Was” («Человек, который был»), нынешнему читателю напоминающий, что не только в советское время военнопленные исчезали бесследно и «промыванием мозгов» низводились до уровня павловских собак.
Война — великий примиритель. Лев с агнцем вкупе, правда, не почиет, но с медведем отчего бы и нет.
Лев Шестов еще в 1906 году заметил: «Достоевский <…> постоянно предсказывал и постоянно ошибался. Константинополя мы не взяли, славян не объединили, и даже татары до сих пор живут в Крыму. Он пугал нас, что в Европе прольются реки крови из-за классовой борьбы, а у нас, благодаря нашей русской всечеловеческой идее, не только мирно разрешатся наши внутренние вопросы, но еще найдется новое, неслыханное доселе слово, которым мы спасем несчастную Европу».
Однако утверждение «парадоксалиста» из «Дневника писателя» «Война развивает братолюбие и соединяет народы» оказалось все-таки пророческим, хоть и не в том смысле, который вкладывал в него автор. Исконных врагов, Англию и Россию, война действительно на время соединила. В фарсе Бернарда Шоу «О’Флахерти, кавалер креста Виктории» ирландский мужичок, солдат в отпуску, объясняет своему помещику-генералу, что мать его, как хорошая ирландка, очень счастлива, она думает, что сын получил эту высшую награду за храбрость, сражаясь против англичан. «Как так? — Да она спросила, на чьей я стороне, я и ответил, что на стороне французов и русских. А ведь известно, что те всегда только и делали, что воевали с англичанами».