Сэр Хьюго закрыл глаза и приложил пальцы к векам, словно пытаясь призвать на помощь все свое внимание.
— Гм, — произнес он. — По понятности ваше изложение вполне сравнимо с текущей обстановкой.
— Разумеется, сэр, я пока не упомянул поляков, латвийцев, латышей, литовцев, чехов, янки, японцев, румын, французов, итальянцев, сербов, словенцев, югославов, немецких, австрийских, венгерских и мадьярских военнопленных, китайцев, канадцев и нас, а также множество других национальностей, чье присутствие довольно-таки серьезно осложняет обстановку ввиду проводимых ими различных политических методов.
— Именно что различных, черт бы их побрал, — проворчал сэр Хьюго.
— Фактически это так.
— Я знаю, что это так.
— Конечно, — продолжил я, — положение чехов самое тяжелое из всех.
— Прошу прощения, — перебил меня сэр Хьюго. — Кажется, вы сказали: «латвийцев, латышей и литовцев»? Но, говоря: «латвийцев, латышей и литовцев», вы, собственно, имеете в виду… что, черт подери, вы имеете в виду?
— Это родственные племена… в некотором смысле, — отозвался я с легкостью, пытаясь таким образом отделаться от затруднительного вопроса, суть которого была не совсем ясна мне самому.
— Но, говоря: «родственные племена в некотором смысле», подразумеваете ли вы «родственные народы» — и в каком смысле?
— Точно так, — радостно подтвердил я, счастливо выпутавшись, и продолжил: — Положение чехов весьма затруднительно…
— Я все-таки был бы склонен спросить, — снова вмешался сэр Хьюго, — что вам известно о родстве между так называемыми национальностями, а именно латвийцами, латышами, литовцами и так далее, и между так называемыми странами, а именно Лифляндией, Латвией, Литвой, Эстонией, Ливонией, Эстляндией, Курляндией и тому подобными, а также о том, являются ли они на самом деле одним и тем же народом. Однако оставимте это. Возвращаясь к предмету нашего разговора — что там вы говорили о чехах?
— Положение чехов, — радостно продолжил я, — весьма затруднительно. Два года назад они сражались против большевиков и были зачислены в реакционеры и сторонники старого режима. Так продолжалось около года, пока чехи, будучи людьми демократического настроя, не выдержали и решили помочь эсерам в их борьбе со сторонниками старого режима, чтобы загладить свои грехи. Эсеры с помощью своих чешских братьев встали на ноги, но было уже слишком поздно, и они растворились в среде большевиков.
— И что же?
— Видите ли, сэр, чехам пришлось воевать с большевиками.
— Зачем? — с некоторым вызовом и шаловливым выражением в глазах спросил сэр Хьюго, чье румяное лицо овевал дым от японской сигареты.
— Затем, что с ними воевали большевики.
— Зачем? — спросил сэр Хьюго с прежней интонацией и выражением.
— Затем, что они были их врагами на протяжении двух лет.
— О! — произнес сэр Хьюго.
— И теперь большевики преследуют отступающих на восток чехов.
— Именно что преследуют, черт бы их побрал, — произнес сэр Хьюго.
— Но есть еще и кое-какие реакционеры, остатки колчаковской армии под командованием генерала Каппеля, которые отошли к востоку вдоль железной дороги и вступили в арьергардный бой с преследовавшими их большевиками. В том же положении были и чехи, так что они объединились с этой группировкой белых и вступили в столкновение с красными. Но было и другое ядро белых, группировавшееся вокруг атамана Семенова, отчужденное действиями против себя чехов и эсеров.
— Так, — произнес сэр Хьюго с закрытыми глазами, — все это мне ясно. Где же загвоздка?
— Загвоздка возникла, когда их друзья эсеры покраснели под цвет их противников-большевиков, а их товарищи по оружию каппелевцы — побелели под цвет их заклятых врагов семеновцев.
— Ну и что же?
— В общем, чехи перестали понимать, на каких позициях находятся, сэр.
— Именно что перестали, черт бы их побрал, — произнес сэр Хьюго.
Мы оба вздохнули.
— А шапки? — спросил он. — Получили ли вы шапки?
Правду сказать, я не думал о шапках с тех пор, как возложил этот вопрос на Владислава; однако я решил, что они все же доставлены.
— Так точно, — отрапортовал я немного неуверенно.