Выбрать главу

Но Степан не двигался и не говорил ни слова. Генерал не унимался.

— Я с тобой разговариваю или с этой стеной, мерзавец? — гремел он. И давай его поливать дальше, и дальше, и дальше, так и сяк, и с боков, и со спины, и отовсюду: — Да ты сын того, да ты сын сего, да ты сын всего!

Без толку: Степан словно его не слышал.

Генерал взялся на него с новым пылом, с удвоенной энергией, с редким жаром. Какое-то время спустя он замолк, чтобы вздохнуть и оценить эффект, произведенный его глоткой. Однако оказалось, что эффекта никакого.

— Упрямый народ, — произнес генерал, вытирая лоб платком. — Уф! Аж взопрел. Был у меня когда-то денщик, Соловьев. Я даже с ним разговаривал, понимаете ли, словно с человеческим существом, — разговаривал! А у него взгляд — у коровы и то больше мысли. Только когда я применил кое-какие крепкие словечки, имевшие отношение к его семейному древу, мать его помянул, ну и так далее, по-дедовски, знаете, — «Ах ты щучий сын!» и так далее, только тут, понимаете ли, лицо у него просветлело, словно зажглась у него в голове некая искра разума, и не поверите — потихоньку-полегоньку проявилось в нем нечто почти человеческое, и он произнес: «Так точно, выше превосходительство!» Вот с каким материалом приходится дело иметь. Да-с… А здесь поделать ничего нельзя. Ничего не поделаешь с этой канальей… А вы как поживаете? — он повернулся к тете Терезе. С нежностью смотрел он на нее. Солнце било ему в окруженные морщинами карие глаза.

— Я… как обычно. Однако этот кучер, право…

— Откуда он? — спросил генерал.

— Кажется, откуда-то из Малороссии, — ответил я.

— Тогда уж точно ничего не поделаешь. Ничего сделать нельзя с этим племенем!… А вы что поделывали?

— Полагаю, мы должны оставить его? — уныло вздохнула она, взглядом выдавая свое подозрение, что от генерала уже ждать нечего, что он больше бранится, чем сердится.

Генерал вздохнул и задумался.

— Он может послушаться меня и уйти. Впрочем, завтра я приду снова, и поглядим.

Но все было безуспешно. Той ночью кучер вернулся снова. Назавтра генерал явился, как и обещал.

— Упрямейший народ, — вздохнул он, выслушав новость от тети Терезы. — Не говорил ли я вам — был у меня денщик, Соловьев, — тяжелый случай, но я сумел высечь из него искру разума. Но тут… — Он вздохнул. — Тут… ничего не попишешь.

34

Листвою старый дуб покрыт…

Близилось Рождество, и дети заговорили о подарках. Русское Рождество наступало тринадцатью днями позже, что Наташа объясняла тем, что Дед Мороз не может быть в двух местах одновременно. Дети любили ходить в большой магазин на Китайской, где, кроме великолепной рождественской витрины, был человек, наряженный Дедом Морозом, который должен был здороваться за руку со всеми детьми, длинным потоком тянувшимися в магазин; выглядел он при этом очень зло и раздраженно, будучи сыт своей работой по горло. Но дети обожали его даже такого. Берта купила пару алых войлочных тапочек с алыми помпонами для Норы и довязывала для нее маленький полосатый джемпер, тогда как дядя Люси мастерил три стульчика для трех игрушечных мишек. Гарри с Норой четко знали, что просить, и вечером, перед тем, как лечь спать, оба сказали в дымоход:

— Пендальную машину, пожалуйста.

— Коляску и куклу, пожалуйста.

— Чего тебе больше хочется — лошадку или куклу? — спросил я Бабби.

— Лошадку и куклу.

— А тебе, Нора?

— Когда-нибудь, когда у вас будет особнительно много денег…

— Так?

— Маренький домик.

— Кукольный?

— Да.

— А что принес тебе Дед Мороз?

— Коляску и куклу.

— Сразу и то, и другое?

— Кавется, да, — сказала она.

24-го числа, после обеда, прибыл пакет с карточкой от генерала Пшемовича-Пшевицкого, адресованный тете Терезе и Сильвии, в котором оказались две пары крепдешиновых кофточек и панталоны японского производства; те, что предназначались Сильвии, были розовыми, с маленькими китайцами, вручную вышитыми по краю.

— Ах, как красивые! Ах, так прелесть! — восклицала Наташа, когда Сильвия предъявила их для осмотра. Панталоны, предназначенные тете Терезе, были зеленого цвета и без китайцев. Она была смущена и в то же время втайне польщена подарком. Хотя он был слишком бесстыден — если у генерала было нечто… такое на уме. То, что он соединил их с дочерью, успокаивало. И все-таки, неужели он думал о том, что Сильвия их наденет? Уже одно это было бесстыдным — и она даже почувствовала укол ревности. Каким все-таки нетактичным был этот человек — высокий мужчина с жесткими черными усами и коротким, седеющим ежиком волос. Многое, разумеется, нужно ему простить, ведь он вырос из простого городового! И опять же он только из Японии, дарить шелковые изделия в таких обстоятельствах — жест естественный. Недомолвками в таком ключе она перекинулась с Бертой. Однако панталоны были красивыми и напомнили ей юность — хотя в юности они не носили таких панталон.