— Но ведь хочется человеку показать, что он понимает вас!
Парни и девушка рассмеялись. Борис Петрович с минуту молчал, глядя на идущий впереди рыжеватый «Москвич».
— М-да, и меня поймали на том же самом — на мелкой хитрости… Но поскольку вопрос возник, его надо как-то решить. Что ты на это скажешь, Кирилл? — обратился он к жене.
Та слегка повела плечами и ответила:
— Я не против, решайте сами. Но продукты взяты на всех. И как быть с ними, не знаю: или делить на дороге, или выбросить потом?
Актер весело глянул в зеркальце на молодых пассажиров.
— Обратите внимание на чисто женскую уловку: Кирилл не против, решайте сами, но все обставлено так, что вы ничего не поделаете.
— Боря, ты неплохой артист, но скверный комментатор: намеренно искажаешь чужие мысли. Если я что-то и хотела сказать, то единственно следующее: решать вопросы, кому и куда ехать, надо хотя бы за пять минут до отправления поезда.
— Короче говоря, ты возражаешь, — заключил хозяин. — Что касается меня, то я предлагаю компромисс: мы отдыхаем у лесного озера, купаемся и загораем, съедаем запас провизии, и тогда отпадают все загвоздки. В половине пятого я везу вас на другое озеро.
Кире Андреевне на сей раз нечем было возразить, а лейтенанты и Лена промолчали.
Озеро показалось километра через три. Небольшое, в окружении сосен, оно манило своей прохладой. Остановились под кустом орешника, начали устраиваться, раздеваться. И вот уже Анатолий, голоплечий и улыбчивый, в синих плавках подошел к воде, стал пробовать ее ногами. Хороша!
— А как там наша речушка? — спросил актер. — Запамятовал уже название ее.
— Быстринка… Все такая же, чистоводная. Нырнешь, откроешь глаза — и все видно.
— Да, речка славная. Любил я купаться в ней… А как в Русиновке теперь народ живет?
— А чего, привольно живут землеробы.
— Землеробы! — подхватил актер, как бы приглашая всех в свидетели. — Не хлеборобы, не землепашцы, а землеробы. Слово-то какое звучное! Спасибо, Толя, что напомнил мне его… Иной раз репетируешь новую пьесу, и автор лупит тебя по голове, будто кузнечным молотком, одним и тем же словечком. А оказывается, есть и другие!
Полнотелый, светлокожий, с волосатой грудью, он вошел по колени в озеро и, нагибаясь и покрякивая от удовольствия, стал плескаться. Разговорам и остроумным шуткам не было конца. Надозерная тишина впитывала их голоса и смех, как песок воду. Где-то за лесом хриплым басом прогудел локомотив, и все окрест наполнилось тугим, тянущимся гулом идущего поезда.
Как бы соревнуясь, мужчины пересекли озеро вплавь, прилегли на песочек отдохнуть. Лена осталась с матерью. Но вот и она полезла в воду. Судя по всему, плавать не умела — купалась вблизи берега. Затем начала черпать пригоршнями и любоваться тем, как стекающая из рук влага жемчужно сверкает на солнце. До слуха донесся ее голос, нежный, неизъяснимо волнующий. Она напевала что-то, и парни невольно подняли головы.
Евгения неудержимо потянуло к ней. Он встал и, сказав, что пора возвращаться, кинулся в воду, пошел саженками. Борис Петрович и Анатолий тоже поднялись, упали в озеро и двинулись следом.
— Вы искусно плаваете, Женя! — встретила его Лена комплиментом. — Наверное, с детства спортом занимаетесь?
Пока разговаривали, подоспел Анатолий, шумно фыркая.
— А ты что, боишься от берега отрываться? — спросил он девушку, — Давай поучу тебя плавать!
У Евгения даже дух захватило от моряцкой лихости товарища. «Сейчас она его вежливо отбреет!» — насторожился он. Однако ничего такого не произошло. Рассмеявшись, Лена сказала:
— Что ж, давайте попробуем! Только боюсь, ничего не получится.
— Еще как получится!
Евгений тут сообразил, она сама хотела, чтобы ее поучили плавать! «А ты, недогадливый, отказал ей в том, пустился в ненужные разговоры… Эх, Женька, зеваешь ты все, зеваешь!» — покраснел он, сожалея о промахе.
Некоторое время он еще нырял и плавал неподалеку, но видя, что о нем совершенно забыли и тяготятся его наблюдением, расстроенный вышел из воды, лег в сторонке на траве. Нарастало раздражение, и Евгений, то и дело, посматривал на озеро: там шумно барахтались. Анатолий подставлял крепкую смуглую руку, Лена ложилась на нее и пробовала плыть, отчаянно бултыхая ногами, Взметывались фонтанами и искрились брызги. Все было житейски просто и нравилось девушке. Ее колокольчатый смех так и звенел в воздухе…
— Смелей же, смелей! — возбужденно ободрял девушку Анатолий. — Да ты почти умеешь! Попробуй теперь сама.
Слышавший это Борис Петрович рассмеялся, проговорил: