— Ладно, хватит нам гвозди дергать. Садитесь, — подобрел Одинцов, — Я тоже веду себя не лучшим образом. Но вы заслуживаете того. И сами понимаете, что имею право на такой бесцеремонный разговор с вами.
Загоров подобрал свой рапорт и присел. Лицо полковника, до этого багровое от возмущения, понемногу приобретало обычный вид. Впрочем, хмуриться оно не переставало.
— Нельзя так вести себя командиру! Поймите это раз и навсегда. Я не намерен больше возвращаться к этому. Задача наказания не в том, чтобы пострадал виноватый, но чтобы его угнетало сознание собственной неправоты. Вот как вас… Это самая высокая мудрость воспитания, комбат. Стремитесь к ней всеми доступными формами.
Он достал папиросу, закурил, и в голосе появилось раздумье.
— А еще — соотносите усилия, затраченные на ваше личное обучение и воспитание, с усилиями, которые тратите вы на подчиненного. Тогда вам не будет казаться, что вы перетрудились. А если не затратили таких усилий, то не считайте собственной заслугой успехи подчиненного, когда он передовик, и не смейте питать к нему неприязни, когда он отстающий. Иначе нарветесь на взаимность, как это и было в случае с Дреминым. Есть какие-то неясности?
— Все понятно, товарищ полковник, — быстро отозвался майор.
— И последнее. Когда затратите усилия и поставите на ноги хотя бы одного такого, как Дремин, как вы сами, тогда убедитесь, что игра стоит свеч. Непременно приобретите такой опыт! И запомните: людьми распоряжаются не так, как повар картошкой — здоровые в котел, подгнившие в помои. У меня все.
Одинцов продолжительно посмотрел на Загорова, словно хотел взглядом сообщить ему то непредвиденное, что пришлось бы сказать при случае, да уже не будет возможности. И Загоров, окунувшись в этот умудренный взгляд, будто почерпнул новые силы. Встал и глухо промолвил:
— Спасибо, товарищ полковник. Я запомню этот урок на всю жизнь. Разрешите идти?
— Не разрешаю. — Одинцов тоже поднялся. — Обиды на меня не держишь?
— Обиды нет. Есть желание обдумать все и усвоить.
— Что ж, комбат, тебе это полезно.
Крупное лицо Одинцова вдруг стало задумчивым и просветленным. Он в живом человеке воплотил себя — свое понимание служебного долга, свой строй мыслей, свои заботы и страсти, свою молниеносную и точную боевую решимость. Имел он право и на торжественность, как счастливый отец, завершивший обучение и воспитание сына.
— Я вызвал тебя, Загоров, не только для неприятного разговора, — молвил он после короткого молчания. — Я вызвал тебя затем, чтобы оставить вместо себя. Запасайся чувством самоконтроля. Может статься, что в скором времени в полку тебя некому будет подправить. Наломать дров — дело не хитрое, ума не требует. А вот избежать ошибки — куда сложнее.
Майору было жарко. Он еще не пришел в себя после «бани», и не мог поверить тому, что говорил полковник. Рад был, что избежал неприятности, которая могла стрястись по его вине. Сколько раз внушал себе: не горячись, не кати бочку на подчиненного, а тут опять забылся… Прав, сто раз прав батя! Так что горячность и предвзятость надо с корнем вырвать из себя.
Между тем Одинцов написал черновик приказа по части, и снова встал, торжественный, благословляющий.
— Уезжаю завтра на беседу в округ. Возможно, получу новое назначение. Останешься за меня, пока временно. — Подал листок. — Зайди к Лавренко — в приказ по полку.
Загоров принял бумагу с немой благодарностью. Как визу в будущее. Батя смотрел на него с предусмотрительной заботливостью.
— Вот тебе совет. Научись держать в узде свой гневный пыл. Помни: если пасмурен командир, то всем темно. Так что не давай воли своей горячности. Больше полагайся на партийную организацию, на Чугуева. В таких вопросах, как работа с людьми, у замполита наметанный глаз. Постоянно советуйся с ним, забудь прошлые разногласия и не спеши сделать по-своему. Обдумай, взвесь, выслушай, разберись — это должно стать правилом, законом. Иначе сорвешься.
Внимательно выслушав Одинцова, Загоров сказал:
— Спасибо, Георгий Петрович! Я так и намерен поступать. Сколько бы мне ни пришлось командовать этим полком, хоть до увольнения в запас, вы не услышите о нем недоброй славы.
— Что ж, отрадно внимать таким речам. Но ведь ты, насколько я помню, собирался идти дальше!
— Было такое стремление…
— Пусть оно и будет. Но чтобы далеко идти, еще раз перешагни через себя.
Одинцов хотел сказать что-то еще, да послышался звонок по дальней связи. И он отпустил майора, велев прислать к нему лейтенанта Дремина.