Он поговорил, шеф назначил мне аудиенцию накануне своего доклада, у входа в конференц-зал. Я показал, рассказал. Саркисов долго смотрел, молчал. Вокруг толчея, гомон на всех языках, а он стоит, как пень, и молчит.
Я сказал:
— Могу вам дать для вашего доклада, но, естественно, при условии ссылки на нас со Светой и чтоб никакого Эдика.
— Лютикова вам мало, — он усмехнулся.
— Мало.
Он помолчал опять. Потом нехотя сказал:
— Так. Я не могу этого показать как официальный советский результат. К сожалению. К большому сожалению. Это не апробировано у нас, не доложено, не обсуждено. Почему вы неделей раньше не показали?
— Мы закончили это перед отъездом сюда. Я немного покривил душой, вчерне этот результат был у нас еще ранней весной в Москве. Но если бы я показал его тогда, сейчас это действительно было бы в докладе Саркисова-Чеснокова, но уж будьте уверены, без нас.
— Доклад будет без этих кривых и вообще… без механизмов. Эдика… не будет. Вас в вашем докладе на секции я тоже прошу обойтись без их показа. Это результат, полученный в обсерватории, и без настоящего обсуждения там, вы понимаете, у вас нет морального права…
Я согласился, хотя и подумал, что и Эдик, и сам Саркисов редко в своей практике задумываются о моральном праве.
Доклад был вялый. Что-то он там на ходу выбросил. Это все почувствовали. Запинался, хмурился. Ни наших со Светой имен, ни Эдика не упомянул. Когда кто-то с места спросил его о работе по механизмам, он отвечал уклончиво-академически: обещающие, мол, результаты есть, но они находятся в стадии проверки.
Но и это была еще не победа. Победу мы почуяли здесь, в Ганче, по приезде. «Птица Феликс» (он, между прочим, член московского, большого институтского партбюро) воспользовался случаем и сильно даванул на шефа. Вчера вечером он пришел к нам пить чай с видом необыкновенно важным и таинственным, — впрочем, это его обычный вид. Разулся и сел на известную тебе курпачу.
Уселся и стал темнить — он всегда так делает, чтобы привлечь к своей особе максимальное внимание, такой вот смешноватый человечек. Он очень много для нас сделал, но я его до сих пор не понял — похоже все-таки, что какие-то свои он цели преследует и что в случае чего эта птица может клюнуть очень больно.
Ну, мы, конечно, потешили его самолюбие, изобразив жадное любопытство, — да и в самом деле интересно было, чувствовалось, шеф вернулся озабоченный, Эдик долго с ним сидел и вышел, по свидетельству союзниц из камералки, от шефа красный, с трясущейся губой.
Наконец вещая птица изрекла то, что официально мы узнали только сегодня.
Первое. Эдик снят с должности заместителя по научной части «по собственной просьбе в связи с увеличением нагрузки по прогнозу». Правда, тут же назначен и. о. на той же самой должности. После него обещано на месяц поставить Каракозова. Потом — Кормилова. Второе. Партком начинает официальное, по всем правилам обследование положения дел в Ганче. Причем основанием для этого разбирательства послужило мое одно особенно злобное письмо Феликсу о здешних порядках. Он запросил меня, что это, ворчание себе под нос, очередной кукиш в кармане или документ, который можно обнародовать. Естественно, я выбрал последнее, хотя и не без колебаний. До сих пор, видите ли, у них повода не было заняться всем этим безобразием. А теперь впервые появился.
Третье. За нами со Светой закреплена тема: «Прогноз землетрясений по механизмам» здесь, в Ганче. Карым (нас туда, в Киргизию, хотел шеф сослать) пока отпал.
Четвертое (ложка дегтя — не из одних же побед должна жизнь состоять). Механизмами теперь официально будет заниматься и Эдик (до сих пор этой темы за ним не числилось). Его тема сформулирована иначе, но это дела не меняет: мы теперь все время будем чувствовать, что кто-то делает то же, что мы, рядом с нами, параллельно с нами. Причем в подчинении у этого кого-то будет полкамералки, а у нас — никого. Так что победа наша — пиррова. А если мы когда-нибудь уйдем — а такие люди, как Саркисов и Эдик, умеют и ждать, и торопить подобные события, — то, что мы наработали, останется им.
Но это — потом. Пока мы делаем, что хотели. Мы немедленно доложили наши кривые на семинаре. Все было хорошо, только в конце насмерть схватились Саркисов и Марина Винонен, старейшая сотрудница обсерватории. Саркисов, в общем одобрив наш прогноз, стал доказывать, что типизация для этого не нужна, что это издержки моей геолого-философской подготовки. Марина ему возразила, что без типизации результата не было бы, а уж задним числом, конечно, можно уже известный результат изобразить как угодно. Скоро они забыли и о типизации, и о семинаре. Красные, они кричали друг о друге всякие обидные вещи с примерами из своего общего обширного прошлого. Каракозов под шумок провел голосование, и все вышли из зала, где продолжался крик. Нас поздравляли, жали руки, что, конечно, было приятно очень. Так что спасибо тебе за хлопоты, мы обошлись легальным путем: статья пошла в «Геофизический вестник» за нашими двумя подписями. На сегодняшний момент отстояли. Но какова цена!