Хекимова у нас в обсерватории хорошо знают — в качестве частого почетного гостя либо Саркисова, либо его зама по хозчасти Жилина, а вот его жену видят гораздо реже, только в дни выдачи зарплаты, хотя она и числится уже два года уборщицей обсерватории.
Думая только о моральной стороне наказания, Олег заявлял на следствии и суде, что чувствует себя виновным. А Мухаммадов конечно же заявлял, что не виновен нисколько. К тому же первый следователь В. Шакиров, собиравший первые показания у ГАИ и свидетелей, был именно в это время переведен в другой район, а пришедший на его место взялся все пересматривать. В частности, важные показания шофера Сергеичева, сидевшего рядом с Олегом, были истолкованы как показания пристрастного человека. Изменили свои первоначальные показания двое пассажиров Мухаммадова.
В результате оказалось, что позиция Олега суд очень устраивает — не надо разбираться по существу. И вот — приговор и откровенная радость тех, к счастью, немногих людей, которые готовы разрешать научные и служебные споры и такими методами тоже.
Адвокат Олега пишет кассацию в Верховный суд Таджикской ССР. Но у нас нет уверенности, что и там нет горьких, но несправедливых писем неправильно информированных родственников погибшей. С увольнением Олега уйдут из экспедиции его друзья. Научный коллектив будет снова (и не в первый уже раз!) ослаблен. Решения парткома будут сорваны. Дорогу в геофизику, возвращение к своей теме Саркисов Олегу постарается перекрыть, и, возможно, это ему удастся. Диссертация, итог многолетней работы, первая в истории обсерватории реальная основа для создания комплексного прогноза сильных землетрясений, будет частью расхищена, частью игнорирована. Все очень сложно, последствия этого небольшого судебного дела велики. А потому я обращаюсь к Вам, тов. Климов, которого мы хорошо знаем по Вашим ярким газетным выступлениям о науке и ученых, чтобы Вы попробовали как-то нам помочь. Нам всем.
Да, сыпанулись камешки… Ой как сыпанулись! И когда! И враг посрамлен, и день защиты наконец назначен, и его, Олега Дьяконова, вот-вот назначат замом начальника обсерватории и полигона, что, конечно, и опасно, и неведомо кто сулит в будущем. Но ведь именно его, который ни сном ни духом не желал, не добивался, как многие иные, просто вкалывал, — значит, поняли, оценили. И главное, когда только-только стал отцом. Не то чтобы всю жизнь только этого и ждал и не то чтобы как-то особенно любил детей. Но это — этап, это у всех бывает, а вот чуть не минуло, после сорока только и удостоился.
Нелепый случай. Пустяковая авария — тент с болтов сорвало, но — круглые, полные страха глаза пассажиров в той, встречной машине, брызги крови на проклятом тенте, восковое мертвое лицо величественной старухи. Нелепая блеющая коза. И чувство вины — видел ведь: тот встречный, несется под гору как псих, а мостик узковат, хотя и можно разъехаться — обе машины невелики. Надо было совсем стать — и не стал почему-то, а хоть и тихо, по краешку, но въехал на мост. Потом проверил: правее нельзя было, а тот, Мухаммадов, молодой, горячий, таким вообще руля давать нельзя. Для них дорога — как непрестанное самоутверждение, лихой риск, а нервишки некрепки — испугался Мухаммадов именно узости моста, вильнул на самом настиле, когда кабина проскочила встречную, хотел подальше от края, да рано, — заднюю стойку и выбило, та потянула весь тент, к несчастью новый и прочный, который выдернул и остальные стойки.
Бороться — с чем? С угрозой наказания? Но ведь человек-то убит, и пусть не Олег один в этом виноват, пусть и меньше, чем тот, другой, виноват, но ведь виноват же! С Чесноковым — Жилиным — Саркисовым, обрадовавшимися, что все теперь можно переиграть и что решения парткома как бы и отменяются — самой жизнью, так сказать, а там, глядишь, и вовсе от Дьяконова можно избавиться, — как теперь с ними бороться, когда нет твердой опоры под ногами, и впереди пропасть, и в глазах мертвое восковое лицо?
Сыпанулись камешки, сыпанулись…
Шоссе было чистым, легкая поземка не ложилась на гладкий асфальт, а лишь помечала белыми контрастными метинами трещины и выбоины, взметалась суматошно от проносящихся машин. На большом перегоне вдоль правой обочины странным видением прошлого, времен ямских перекладных и иллюминаций по случаю тезоименитства августейших особ, чадно пылали фляги с мазутом, предупреждая о ремонте обочины. Но машин было мало, и Вадим газанул.
Въехали в райцентр Кострово. Разговоры смолкли. Вадим вел машину не спеша, замедляя ход у райсельхозуправления, у райкома, автостанции. И он и все пассажиры присматривались к машинам, даже к отдельным пешеходам — они явно кого-то выискивали. Наконец, уже на выезде, у «Сельхозтехники», Олег воскликнул: