— Хухлинские, — кивнул головой Кот. Они сидели оба в кузове на разостланном брезенте, этим кончилось взаимное вежливое препирательство, каждый сажал другого в кабину, в результате оказалось, что оба в кабине ездить не любят, а в кузове обожают. — Потом сходим к ним.
Пробежав еще с километр, машина остановилась у группы маленьких домиков-вагончиков. Станция была обнесена штакетником. Но никакого подобия сада или огорода, как на других станциях, — пыльный пустырь, как за оградой, так и внутри нее. Выскочила комичная бочонкообразная собака на кривых коротких ножках с нелепо приставленной большой мордой немецкой овчарки. Собака не лаяла — виляла хвостом и тыкалась мордой в ноги. Вылез, зевая, какой-то малый, поздоровался, помог выгрузить мотоцикл, поднял с крыльца заранее, видимо, увязанный рюкзак и тут же полез в машину, бросив через плечо:
— Ленточку проверьте, кажется, скоро менять.
На лице малого было написано облегчение. Он даже не оглянулся, когда машина разворачивалась, весь был устремлен туда, в долину, к выходу из прокопченного, жаркого ущелья.
Наверное, всю дорогу до базы малому здорово икалось, ибо, войдя в жилой вагончик, Кот и Вадим обнаружили настоящий холостяцкий хлев — немытую посуду, грязь, огрызки и объедки, в лучшем случае завернутые в бумажку и рассованные по углам. Мухи клубились.
Потом выяснилось, что и Кот и Вадим без жен тоже способны довольно быстро обрастать грязью. Но все же не до такой степени… И потом: одно дело своя грязь, другое — чужая. В общем, помянув уехавшего недобро и раз и два, мужики занялись приборкой. Кот сбегал в вагончик, где в полной темноте световые «зайцы» сейсмографа чертили на медленно движущейся ленте высокочувствительной фотобумаги свои автографы, убедился на ощупь, что часа два беспокоиться нечего, ленты хватит, — и вызвался мыть полы. Вадиму оставалась посуда.
— Для полов и посуды воду брать из речки, — сказал Кот. — Здесь, во фляге, — питьевая. До завтра хватит.
Накипятили воды, прибрались, помыли посуду. Когда бегали на речку за водой, Вадим заинтересовался: почему из речушки Помноу пить нельзя. Попробовал на язык: да, вода неприятно щелочного соленого вкуса, сырой штукатуркой припахивает. Поток перекатывал какие-то белые камни причудливой формы. Вадим вынул парочку, ковырнул ногтем… Это был гипс. Вода прямо на глазах лепила из него фантастические абстрактные скульптуры. Целое ведро этих скульптур набрал у реки Вадим и все потом выбросил — ибо, освоившись, пройдя позже по реке десяток километров вверх, к ледникам, нашел гораздо более выразительные.
Потом меняли ленту, потом готовили обед из концентратов и консервов, опять мыли посуду. Потом в душной фотолаборатории проявляли ленту, промывали и сушили ее. Дел было немного, и они были несложные, но плотно занимали весь день. И весь день под ногами у обоих путалась толстая нелепая дворняга, глядя преданными глупыми глазами.
— От не люблю ж я таких бесполезных собак, — приговаривал Кот, переходя порой на «запорижский» акцент. — Ни полаять толком, ни на охоту — и для чего их только заводят? Только жрать и может.
Однако ж, ругаясь и ворча, не забывал после еды что-то отнести и в собачью миску.
Небо еще ясно голубело, и горы там, у выхода из ущелья, золотились, залитые солнцем, а на домики станции уже пала тень от нависающего огромного обрыва, начинающегося прямо за речкой, и сразу, внезапно, изнуряющая жара сменилась прохладой, приятной только в первые десять минут. Из глубины ущелья, от сахарно-белых уступов так называемого Соленого хребта, одного из северных отрогов Памира, повеяло ледяным сквознячком. Горы есть горы, и сентябрь уже начался…
Кот и Вадим быстро облачились во всю почти наличную теплую одежду и постарались побыстрей закруглить все дела, связанные с пребыванием во дворе, из которых главным было — запустить движок, собственную маленькую электростанцию. С этим пришлось повозиться, движок тоже был в плачевном состоянии, возможно, уже с неделю не заводился, так что опять «незлым тихим словом» помянут был уехавший подменщик. Но бывалые мотоциклисты справились и с этим делом. Мотор издал рев, тысячекратно отраженный от обрывов, и ручеек энергии побежал в аккумуляторы. Вспыхнула бледной пока — на фоне залитых солнцем вершин — искоркой лампочка на столбе, загорелся плафон над столом в вагончике, где Кот и Вадим устроили ужин с последующим долгим чаепитием.