— Ну, что, покажем ему эту… бумаженцию. А?
Эдик с притворной неохотой полез в карман, вынул бумажку:
— На, читай.
Это был телетайпный приказ по Институту Земли, по всем его филиалам и подразделениям. В связи с тяжелой болезнью заместителя директора института, завсектором, начальника обсерватории Саркисова В. Л. временно и. о. завсектором назначался кто-то, фамилия которого Вадиму ничего не говорила, и. о. начальника обсерватории и ее Джусалинского отделения назначался Сева Алексеев, в Ганче и. о. начальника становился Эдик.
— Я кое-что уже слышал об этом, — сказал Вадим. — Чем же он заболел, бедняга?
Эдик и Женя были заметно разочарованы тем, что сюрприза не получилось. Тем не менее Эдик, видимо уже не в первый сегодня раз, размахивая руками, стал рассказывать про сегодняшний утренний свой звонок в Джусалы, Севе Алексееву, который поведал подробности. Проект приказа составлялся в обстановке прямо-таки трагедийной. Бледный шеф, сидя в постели, с лихорадочно сверкающими, выражающими всепрощение и боль расставания глазами, «толпой любимцев окруженный», диктовал текст. При этом он прерывал себя жалобами на самочувствие и приступами кашля, после которого он сам и все окружающие с минуту, остолбенев, с молчаливым ужасом разглядывали не виданную до сих пор никем, знакомую лишь по чтению классики картину: розовые пятна на носовом платке. Это была чахотка, туберкулез, обнаружившийся сразу в открытой форме и требующий немедленных радикальных мер. Врачи требовали госпитализации и предупреждали, что возможно даже хирургическое вмешательство.
— Да-а, такова, голубчик ты мой Вадим, селяви, — проговорил Женя, не без удовлетворения потирая руки. — Это — крах! Жил-жил человек, греб, греб к себе — и сильно, заметь, греб, хапал, ближнего, да и не очень ближнего, топтал без малейших колебаний. И везло ему, прямо-таки перло, на зависть… И вот — на тебе! Звоночек! Оттуда! — Женя поднял палец вверх. — Впрочем, в данном случае, вернее, оттуда. — И палец показал противоположное направление. — Это ему, голубчику, за то, что хотел нас надуть. Нет, я не то чтобы… В другой раз и пожалею. Но по делу… Позвал, все обещал. А сам в кусты. Так тебе, болезному, чтоб неповадно… Бог или кто там вместо него? И. о. бога? Хе, хе, правильно, голубчик Эдик, вот именно. И. о. бога — он сейчас с нами. А кто не с нами…
— Тому амбец! — блеснув очками, сказал Эдик. Он излучал довольство.
Вадим внутренне поразился. Он почти не знал Саркисова, возможно, тот был не подарочек. Но ведь это ближайшие, доверенные, можно сказать, люди, кое-чем Саркисову обязанные — и такое ликование… Все же больной. Все же и правда звоночек, то ли оттуда, то ли оттуда. Нет, это все ненормально. Всеобщий психоз зашел слишком далеко. Ну что ж, приступим к лечению. Вадим торопливо перебил Женю:
— У меня тоже есть новости…
И все рассказал — и про разговор с Хухлиным, и про ранний свой звонок приятелю-обозревателю, с которым Женя, кстати, был знаком.
— Газетчик?! — у Эдика жалко оттопырилась губа. — Да ты что, шеф ни под каким видом…
— Заткнись, Эдик, дружочек, яви божескую милость, — бледно-голубые, почти белые глаза Жени даже потемнели от презрения к Эдиковой тупости и еще от какого-то шального вдохновения. — И не вякай более пока, будь другом! А слушай, внимай, благоговея, когда слышишь голос самой судьбы, и. о. которой в данном случае назначен Орешкин. Какой еще, к черту, шеф? Ты шеф. Понял? Ты — шеф! То есть пока, конечно, и. о. шефа. Но в момент, когда приезжает корреспондент центральной газеты, этого достаточно. А шефом ты станешь именно благодаря корреспонденту. То есть нам, мне и Орешкину. И доктором станешь, и член-кором. Ведь ты не прочь стать член-кором, правда? Ну вот, я же знаю, чего тебе надо, ночей не сплю, чтобы всякому свое… Не будь только жопой, голубчик Эдик, и все будет хорошо. Я имею в виду: смотри, если ты когда-нибудь забудешь, как и кто тебя…
Эдик, казалось, наконец осознал всю глупость своего испуга и даже кое-что понял из шквала вразумлений, обрушенного на него Женей, приободрился, порозовел и приосанился, но Женя уже потерял к нему интерес, он обращался к Вадиму:
— Ты — гений, дружочек Вадим, это самое малое, что можно сказать. Уникальный случай, и только идиоты могли бы им не воспользоваться. Эффектный эксперимент! Пусть и муровый, по сути, здесь меня не собьешь, но эффектный — для газеты — что ты! Это я понимаю. Ну, а под сурдинку пойдет все, чем мы его тут нашпигуем.