Замрите, аплодисменты! Только барабанная дробь! И вот уже напружинились ноги — хорошие крепкие ноги альпиниста, коротковатые, как в свое время жена Галя смеялась, для роли истинного героя-любовника, но здесь — то, что надо. Хорошо напружинились, как раз только в жизни могут… Туда, на травянистый островок, раз! Вниз бешено помчался поток камней, клубясь пылью, но уже без младшего научного сотрудника, так-то! Край дерновины закачался было зыбко, поехал вниз… Переступить! Хоп! Камень не сдвинулся. Все. Кажется, твердо. Вуаля! Теперь — хлопайте. Музыка — туш!
А тем временем — оглядеться, постоять без вредной суеты. А что, и сигарету… А это что? Смеху-то! Удочка в руке. Правда, сложенная. Пальцы аж белые, как вцепились. Надо же… Не выпустил, даже когда прощался с белым светом, — ведь был такой момент, когда сыпанулись они, шершавые. Так бы и описывал траекторию с бамбуковым удилищем, как указкой на неудачном докладе в семинаре… Поудил бы рыбешку на дохлого живца… А теперь дела почти что блеск. Травянистая полоска — от бульдика вверх, как коврик таджикский узенький длинный — курпача. Вот по ней, курпаче этой, — вверх надо, вверх, между двумя светлыми осыпями — дорогами к дьяволу. Светлые осыпи, — значит, живые, постоянно ползущие. Если б старые устоявшиеся, надежные — черные были бы, пропеченные солнышком. Сразу можно было бы сообразить, голова!
Вот он, противоположный, низкий бережок Кабуда, вон куст облепиховый, у которого десять, да, всего-то десять минут назад стоял Эдик. Правда, сперва он не стоял, а шел — топал перевалистой своей походочкой по берегу с удочкой, уверенный, деловитый, — вот умеет же выглядеть занятым — не подступись — на кукане пяток форелей, а еще и часу не рыбачил — шел целеустремленно, будто точно знал, где закинуть, чтобы вынуть еще одну форельку.
И как он на той стороне очутился? Видно, заранее присмотрел переправу — больно решительно двинулся давеча от машины один вверх по Кабуду. Олег же рыбачил в этом месте впервые — вот и шел вниз, закидывая без толку, а потом тропа вдруг поползла вверх. Лез, лез, от реки все дальше, сколько же можно? Решил спускаться, а тут как раз удачно идет по тому бережочку Эдик, топает.
— Эдик! Эди-и-ик! — Кабуд чертов мешал, ревел, но услышал Эдик. Стал. Завертел круглой своей башкой в круглых очках. Увидел, зафиксировал. — Спущусь? — крик практически бессмыслен, помогает выразительное тыканье пальцем вниз. Понял вроде Эдик. А чего не понять, самое обычное дело в горах — подсказать путь ближнему, лишенному обзора.
Очки пальцем Эдиковым поправлены, нос наморщен — смотрит склон. Ответственно смотрит. Секунду раздумывает будто. Потом голову задирает, рот раскрыл, говорит? Не слышно же. Ну, чего там, ну, ну? Ага, рукой махнул: валяй, мол, спустишься, чего там. И сразу правое плечо вперед, топ-топ, пошел быстро так, не оглядываясь, за очередной своей форелькой.
А дрожат пальчики, дрожат. Пять спичек переломал, пока прикурил. Колени вздрагивают. Так-то вот, царь природы, так твою… Тридцать метров свободного полета — и полные штаны страха, животного, низкопробного. Да, так вот Эдик.
Что это он, не увидел, куда коллегу посылает? Или страх прежде времени был и никаких метров свободного полета, а кончилась бы осыпь, белая, свежая, — аккорум, киргизы говорят, а там тропа, пляж — Эдик видел, а он не видит, обычное дело… Ладно, там разберемся. Сейчас — только вверх.
Хорошо на тропе. Век бы шел. Душа отдыхает, особенно если перед тем посидеть, два кило камешков из бахил повысыпать. Вперед, по тропе, куда выведет, то и ладно. Ну, конечно, подъем кончился, спуск начался, а вот уже и удочку можно забросить. Хорошо, что не уронил, когда сыпался. Хороша удочка. Сам делал — такую не купишь. Одно удилище метров на пять раскладывается и катушка как на спиннинге — лески метров на шестьдесят. Взмах — грузило с поплавком и наживкой из маринки летит далеко вперед, катушка — тр-р-р — разматывается до отказа, шик такой, чтоб до отказа. Потом катушка наматывается, пока течение тащит поплавок к тебе, разматывается — когда от тебя. Ого! Клюнуло! Первый раз сегодня.
И так — полдня, потом завтрак — он с собой, в рюкзаке. Потом подвесной мост у кордона лесника — и по другому берегу обратно, то и дело промокая при преодолении многочисленных здесь, на левом берегу, притоков Кабуда.