- Правильно. Ее не было. Но пока мы вступали в законный брак, водитель съездил за ней. Я еще вчера заказал ее в турбюро.
Сидевшая на переднем сидении девушка представилась экскурсоводом Омского Историко-краеведческого музея и спросила:
- Сколько вы хотели бы, чтобы продолжалась наша прогулка?
- Я думаю, минут тридцать было бы достаточно, - ответил Виктор.
- Хорошо. Тогда, с чего начинался город Омск, с того начнем и мы, - и, обращаясь к водителю, девушка сказала: - Давайте проедем к крепости... Так вот, - продолжала она, - город наш начинался со строительства крепости, которая должна была стать сторожевым укреплением, российским бастионом в Сибири. Было это в тысяча семьсот шестнадцатом году.
В это время машина подъехала к площади, на которой стояло несколько обветшавших одноэтажных построек.
- И сейчас вы видите строения крепости, - продолжала свой рассказ экскурсовод. - Это - единственное на востоке нашего государства место, которое хранит историю прошлого века, а вот эти Тобольские ворота и Денежная кладовая были построены еще в восемнадцатом веке. А вот на этом месте находились Тарские ворота, через которые Федор Михайлович Достоевский ежедневно вместе с другими ссыльными проходил из каторжного острога на работу и обратно. Эти ворота были разобраны в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Но сохранились чертежи и фрагменты ворот. Сейчас принято решение их восстановить.
Дальше девушка рассказала о том, что Омск во время Гражданской войны был столицей белой России, показала красивый особняк, в котором находилась резиденция Верховного правителя белой России Колчака, показала реликвию Омска - столетнюю белую иву пяти с лишним метров в обхвате, не забыла упомянуть, что в их городе жил и работал изобретатель телевизора Зворыкин. Когда она заговорила о том, что среди экспонатов Омского музея изобразительных искусств хранится коллекция сарматского золота первых веков новой эры, Нина оживилась:
- Я хотела бы посмотреть. Жаль, сейчас нет времени.
- Мы обязательно еще приедем и посмотрим, - заверил ее Виктор.
Под конец экскурсии они подъехали к зданию, чем-то напоминающему церковь, если бы не фасад с колоннами и дорическим портиком, украшенным декоративными деталями. Машина остановилась, и когда смолк шум мотора, они услышали звуки органа. Нина замерла, повернув ухо навстречу доносившейся музыке, а потом воскликнула:
- Бах! Токката ре минор! Откуда эта музыка?..
- Отсюда, - сказала экскурсовод и указала на здание с колоннами. - В этом здании раньше был Свято-Никольский Казачий Собор - самая старая церковь Омска, построенная еще в тысяча восемьсот тридцать третьем году. Долгое время здание находилось в запустении, но недавно его отреставрировали, и в нем установили орган. Теперь это - зал органной и камерной музыки. Как раз сегодня вечером здесь состоится концерт. Играет известный столичный органист. Наверное, это он сейчас разыгрывается. Вы будете выходить?
- Да, мы хотели бы немного послушать орган, - сказала Нина. - Можно нам будет зайти?
- Сейчас попробуем узнать, - сказала девушка.
Они вышли из машины и прошли в здание. Экскурсовод представилась сидевшей у входа женщине и сказала, что их московские гости хотели бы немного послушать орган.
- Пожалуйста, - разрешила женщина. - Можете пройти в зал и присесть.
- Ну а я с вами прощаюсь, - сказала девушка. - Желаю приятного отдыха в нашем городе.
Виктор и Нина попрощались с ней, прошли в зал и сели недалеко от входа.
Освещение в зале было выключено, горели только две тусклые лампочки у входа да лампа на столе дежурной. Самого органиста видно не было, и это кажущееся неприсутствие исполнителя в сочетании с полумраком пустого зала создавало иллюзию, что музыка рождается без участия человека, что она создается какой-то таинственной силой, опускается с небес. Густые, сочные, сияющие всеми красками обертонов звуки органа заполняли зал до самых дальних уголков. В этих звуках слышались то веселые танцевальные ритмы, то журчание лесного ручья. А то вдруг откуда-то сверху обрушивался ниагарский водопад музыки, и тогда ее становилось так много, мощь ее звучания достигала такого драматического накала, что, казалось, не выдержав ее напора, стены Собора вот-вот рухнут, и музыка вырвется наружу.
В конце пьесы напряжение достигло высшей точки. И вот - развязка. Словно борьба добра со злом - попеременное звучание мажорных и минорных аккордов, а в финале - как грозное предупреждение, как наказ людям - полный драматизма минорный аккорд.
Когда музыка смолкла, Виктор повернулся к Нине и увидел, как по ее щекам текут слезы.
- Ниночка, что случилось?
- Ничего... Витенька... Я тебя очень люблю. Очень! - сказала она и приклонила голову к его плечу.
Он взял ее руку и стал гладить, и они еще немного посидели так, давая улечься нахлынувшим эмоциям.
- Ну ладно, пойдем, - Нина сказала это, как сбросила тяжелую ношу, и улыбнулась светлой улыбкой.
Они поблагодарили дежурную и вышли на улицу. Когда немного отошли, Нина оглянулась, посмотрела внимательно на Собор и сказала:
- Мне почему-то это здание сразу напомнило церковь, хотя тут мало что от нее осталось. А ведь церкви раньше строили не абы как, а чтобы акустика была хорошая, чтобы голос священнослужителя до каждого прихожанина доходил. Вот и у этого зала богатая акустика.
Они подошли к поджидавшему их такси, и Виктор попросил водителя отвезти их в гостиницу.
Когда сели в машину, Нина, продолжая начатую тему, спросила:
- Тебе в Москве не приходилось бывать на концерте в бывшей церкви?
- Нет, не приходилось.
- Сегодня стало модным устраивать там камерные концерты, - продолжала Нина. - На Степана Разина, ты знаешь, есть несколько старых церквушек. Я была пару раз. Мне понравилось. Благодаря хорошей акустике - необыкновенное качество звука. А еще: помещение небольшое, музыканты сидят почти рядом со слушателями, и такое впечатление, будто ты не в концертном зале, а где-нибудь в хорошей компании друзей, и музыка играет для вас.
Они подъехали к гостинице и поднялись в номер. Виктор достал из шкафа коробки с туфлями и сказал:
- Я сейчас отправлю водителя в салон новобрачных отвезти лишние туфли. Вернусь - пойдем в ресторан.
Он вырвал из блокнота исписанный с двух сторон листок, достал из бумажника увесистую пачку купюр, вложил вместе с листком в приготовленный заранее конверт и, прихватив коробки, понес все водителю.
27
Когда он вернулся, Нина стояла перед зеркалом, поправляла прическу.
- Как я выгляжу? - спросила она, поворачиваясь к нему и не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале.
- Ты самая красивая из всех женщин, которых мне приходилось видеть в своей жизни, - сказал Виктор, обнимая ее.
- Да я тебя спрашиваю, не какая я, а как я выгляжу, - нарочито капризным тоном сказала Нина.
- Потрясающе!
- Да ну тебя!.. - Нина шутливо махнула на него рукой. - Ну что, идем?
- Идем. Все готово.
В ресторане метрдотель проводил их в кабинет.
- Мы что - будем в отдельном кабинете? - спросила Нина.
- Да. По-другому не получалось. Столиков на двоих у них нет, только на четверых. А я хотел, чтобы нам никто не мешал.
Стол в кабинете был уже красиво сервирован, на нем стояло шампанское и ваза с тремя красными гвоздиками. Нина вынула гвоздики, положила на край стола, а в вазу поставила свой свадебный букет. Поправила его, отошла, посмотрела оценивающим взглядом и, удовлетворенная, села на место.
В кабинет вошел официант, поздоровался, спросил, можно ли подавать закуски. Получив утвердительный ответ, вышел и через некоторое время вернулся с большим блюдом, на котором были красиво уложены различные деликатесы. Официант открыл шампанское, наполнил бокалы, пожелал приятного вечера, сказал, что вызвать его можно кнопкой, которая находится в стене, и удалился.
- А кто же будет кричать "горько"? - с шутливым недоумением произнесла Нина.
- А давай сделаем так, - предложил Виктор. - Сначала отметим событие здесь, вдвоем, потом на Веерной, в компании с моими хорошими приятелями-сотрудниками, а потом еще в Москве.