Спешно впустила их в дом и поставив чайник, быстро выскочила погулять с Цыганом. Пробежались по малому кругу - по соседним улицам, и влетели в дом как раз к началу.
За время их прогулки народу еще набежало, и теперь в комнате сидели на тахте, на стульях, на диванных подушках и на том, на чем можно было присесть. Один Вадик, лапочка, пришел со своей складной походной табуреточкой и не донимал вопросами насчет места. Покушавшиеся же на временно пустую табуретку читали на тряпичном сиденьи написанное большими буквами - "свято место пусто не бывает", и уважительно отступали.
Утрамбовав гостей в комнату и распихав их по местам, Полина расположилась на кухне, где стояли магнитофоны и велась запись концерта. Заварила чай, положила печенье и слушала концерт у магнитофонов, сидя в углу на куче спальников и палаток и подгребя под себя нервничающего Цыгана.
Где-то через полчаса устроили перерыв, и Полина разливала чай по всевозможным чашкам, стаканам, плошкам и майонезным банкам. В общем, по всему что было. Народ действительно по большей части приехал не из дома и что-нибудь съестное разлеталось на ура. Цыган сидел нахмуренный и явно не одобрял нашествия чужих ног. Если женские он еще терпел, то за мужскими приглядывал с пристрастием, а на особо невнушающие доверия профилактически порыкивал. Ноги уважительно поджимались. Убедившись в своей авторитетности, он сел в угол к своей миске и оттуда смотрел на набег как пастух на бестолковое стадо. Костей однако ж не раздавал.
Когда гости разошлись, Полина с Риткой и подружками еще долго расставляли все по местам, мыли чашки и планировали следующие посиделки.
Уже за полночь, лежа уставшая в кровати Полина подумала, что когда-то еще школьницей она мечтала быть хозяйкой салона, где как в 18 веке будут собираться писатели, поэты и другие деятели культуры. И вот теперь, похоже эта мечта сбылась. Но на дворе было уже не прошлое столетие и салоны были соотвествующие духу времени. Думая о том, о чем могли говорить люди тогда и о чем сейчас, сама того не заметив Полина провалилась в сон.
-----
Подписывайтесь на мою страницу и добавляйте книгу в библиотеку.
Пишите любые ваши мысли и комментарии.
Спасибо большое, что читаете! ♡ ♡ ♡
Глава 4
В понедельник Полина вышла из дома затемно, и, ежась на утреннем морозе, побежала в школу. Несмотря на готовые планы уроков, чувство неопределенности томило. Новые классы, новые программы... Ей было как-то не по себе. Казалось даже, что за ней следит какой-то скрытый наблюдатель. Но сколько не оглядывалась, никого, кроме хмурых работяг, спешаших по своим делам ни на кого не глядя, не увидела. А потом школьная суета поглотила ее.
Пока дожидалась директора, наблюдала, как прибывали волны учеников. После дежурных замельтешили малыши, потом пришли те, кто постарше, последними привычно вплыли старшеклассники, и вестибюль стал напоминать бурное море с водоворотами. Наконец в море показался дредноут. Это рассекала волны директриса. От кабинета она повела Полину в класс, и вошли они как раз ко звонку. Увидев Ирину Яковлевну, шестиклашки ушуршали по местам и встали как положено.
- Здравстувуйте! - внушительно произнесла директриса, и класс затих. - Это Полина Григорьевна. Она будет преподавать у вас математику. Садитесь. - И, неопределенно махнув рукой Полине, вышла.
Чтобы сразу же собрать внимание класса, Полина тут же сказала:
- Достаньте тетради. Напишите число. Сейчас у вас по расписанию геометрия.
Тут же послышалось приглушенное "ууу...".
Геометрию в шестом классе не любили. По новому учебнику ее начинали изучать не со всем понятных треугольников, а с не тем будь помянутой аксиоматики Вейля. Рисовать пацанам, никогда не видевшим чертежей, "две прямые, проходящие через заданную точку и параллельную третьей" в виде очень непрямых кривых, и на голубом глазу предлагать "рассмотреть эти прямые" мог только шизик-извращенец или утонченный садист. На самом деле этим нехорошим человеком был вполне обычный на вид мужик, он читал-бубнил в институте у Полины лекции по высшей геометрии, не глядя на студентов. По его виду нельзя было сказать, что он вообще когда-либо видел детей. И похоже писал он школьный учебник не для детей, а для тайно ненавидимых особей неопределенного возраста. Школьники платили ему той же монетой. Они воспринимали всю эту бодягу как издевательство, навсегда запомнив, что геометрия - это муть и гадость.
Вот что стояло за сдержанным коллективным "ууу..."