— Мы встретимся в ближайшее время и обсудим стратегию, — произнес Семиженов тоном властелина. — Я буду платить вам отдельные деньги в конверте, помимо оговоренного партийного гонорара.
Семиженов двинулся в гущу гостей, и его черный кок трепетал, как наполненный ветром парус.
В задачу Стрижайло, ту, за которую ему платили большие деньги, входило — сгладить противоречия лидеров, выстроить их в иерархию, создать для каждого привлекательный образ, чтобы партия обрела волевой, интеллектуальный и одновременно народный облик. Победила на выборах серых чиновников власти, трескучую ЛДПР, демократических снобов и выскочек. В этой работе центральной фигурой оставался председатель компартии Дышлов. К нему и устремился Стрижайло.
Дышлов возвышался, по-матросски расставив ноги, массивный, упертый, слегка откинув лысую, носатую голову, держа перед грудью бокал с вином. «Именно таким его поместят в музей восковых фигур», — подумал Стрижайло, мысленно перенося стеариновую раскрашенную фигуру в сокровенный зал, где были расставлены герои постсоветской эпохи. Многие из них уже были забыты. У других на лбу краснели сочные дырочки. Третьи, мертвенно закатив глаза, были покрыты пятнами проступивших загадочных ядов. Четвертые, похожие на раскопки Помпей, застыли в нелепых позах, как их застигло извержение незримого кратера.
— Нахожусь под впечатлением сегодняшней манифестации, — произнес Стрижайло, зная, чем расположить к себе Дышлова, — Столько энергии, энтузиазма! Такая красочность, мощь! Верный признак того, что «левое движение» на подъеме.
Дышлов удовлетворено кивнул, принимая эту похвалу на свой счет, быстро поглощая порцию калорий, которые не утолили голод, а лишь раздразнили аппетит:
— Ну а как тебе мое выступление? — он называл Стрижайло на «ты», по-партийному просто, этим обращением уравнивая с собой собеседника. Однако, немногие смели панибратски обращаться к вождю, что создавало иерархию, безо всяких усилий возвышало вождя над собеседником. — Как меня принимал народ?
— Великолепно! Это были те слова, которых ждали. Волевые, лаконичные, одновременно и лозунги и емкий политический анализ. Думаю, среди нынешних политиков — вы лучший оратор.
Дышлов чуть заметно кивнул, благосклонно принимая дар, положенный к его ногам. Их было много, подаренных бумажных цветочков, конфетных фантиков, раскрашенных воздушных шариков, которые приносили льстецы, создавая легковесный цветастый ворох, вполне способный скрыть в глубине фугас.
— У нас есть все данные, чтобы выиграть выборы. Надо сложить усилия коммунистов, патриотов, аграриев, — он начал суммировать свои излюбленные штампы, напоминая деревенского каменщика, укладывающего на раствор кирпичи. Строение получалось крепким, но кособоким, с расплющенными некрасивыми швами. Это не раздражало Стрижайло. Для этого он и был приглашен, политолог, стратег, политический дизайнер, чтобы использовать новейшие технологии, современные материалы, искусных архитекторов и строителей. Вместо погреба для хранения огурцов и капусты построить «Дворец Победы».
«Стиль Дышлов», — тонко усмехнулся Стрижайло.
— Мы должны с тобой в ближайшее время встретиться в спокойном месте, чтобы нас не отвлекали, ну хоть у меня на даче, и обсудить стратегию. Я подключу свои аналитические центры, группу юристов, информаторов. Мы должны предпринять мозговой штурм, — Дышлов говорил важно, рокочущим басом, демонстрируя свою основательность и значимость, ожидая от собеседника подтверждения этой значимости. Стрижайло проворно откликнулся на этот запрос:
— Условия успеха налицо. Политическая воля вождя, его харизма, нарастающая энергия масс. Дело за малым, — создать оригинальную концепцию.
Как летучая мышь окружает предмет волнами ультразвука, получая представление о его размерах и форме, так Стрижайло, наблюдая белесые шевелящиеся брови Дышлова, розовые поры кожи, дрожащие настороженные зрачки, получал подтверждение свойствам, отмеченным в досье.
Блестящий аппаратный игрок, мастер партийных интриг, Дышлов обыгрывал соперников в закулисной, невидимой миру борьбе, на всех съездах и пленумах подтверждая свое лидерство в партии. Но терялся при острых кризисах, проявлял малодушие, отказывался от единоборства. Так было в октябре 93-его, когда Дышлов призвал народ не участвовать в уличных схватках, обеспечив разгром Парламента. Так было в 96-ом, когда он выиграл президентские выборы, но уступил угрозами и давлению, — к ужасу сторонников объявил о своем поражении, поздравил с победой ненавистного «Царя Бориса». Мягкий, бархатный, склонный к компромиссам, сторонник тактических союзов с либералами и «партией власти», он становился непреклонно-жестким к товарищам, если те посягали на его лидерство, — комбинациями искусного шахматиста вынуждал их покинуть партию. По образованию сельский учитель, провинциальный интеллигент, в ходе партийной карьеры он много и охотно учился. Поверхностно усваивал идеи и веяния, но так и не обрел глубинной основы, — не владел политической и философской культурой, боялся новшеств, оставался провинциалом, что делало провинциальной и партию. Обладая крепкой мужицкой статью, широкой костью, мужественными манерами, он был психологически неустойчив, боялся страданий, мучительно переносил нападки прессы, уходил от лобовых столкновений. Нуждался в душевном комфорте, в постоянных калорийных вливаниях, что роднило его с недоношенным ребенком, которого постоянно прикармливают, заворачивают в вату, оберегая от прохладных дуновений. Он был чуток к похвале, искал постоянных подтверждений своей значительности, старался быть народным любимцем, будто в детстве, которое провел в послевоенной голодной деревне, его недокормили, и всю остальную жизнь он добирал недополученные в детстве калории, — любил красоваться перед телекамерами, участвовал во всех общественно-важных событиях от православных конгрессов до легкомысленных кинофестивалей, норовя хоть мимолетно мелькнуть на экране. Он вел политическую родословную никак не от Сталина, в чем обвиняли его антикоммунисты, но от Горбачева, — та же мягкость, склонность к аппаратной интриге, недостаток мужества, преувеличенная тяга к популярности и публичной славе.
Все это мгновенно прочитал Стрижайло на своем электронном сайте, задаваясь вопросом, — с какого момента, от какой невидимой точки в коммунистической партии стал иссякать тип большевика-революционера, сменяясь осторожным консерватором и откровенным перерожденцем-сибаритом.
— Все-таки, скажи, в каком направлении нам следует действовать? — Дышлов вздул на широком лбу толстую энергичную складку, словно освобождал место для новых идей.
— Нам следует привлечь в нашу предвыборную кассу деньги крупнейших олигархов, чьи интересы краткосрочно совпадают с интересами компартии. Нам следует устроить свару во властных элитах, что отвлечет ресурс власти от борьбы с коммунистами. И, наконец, нам следует тщательно выверить образ партийного лидера, окружив его созвездием союзников, каждый из которых популярен в своей политической нише, — Стрижайло кратко и эффектно сформулировал тезисы, которые разворачивались в систему оригинальных технологий и манипуляций. Он уже азартно над ними работал, получив от Дышлова крупный денежный аванс, мобилизовав для этого свой политологический центр. Дальнейшие тонкости они обсудят с Дышловым на специальной встрече, быть может, на даче вождя, в тихом подмосковном поселке.
— Я думал в этом направлении, — многозначительно произнес Дышлов, не позволяя Стрижайло одному остаться автором оригинальных идей, — Особенно продуктивно стравливание властных элит. Пусть сцепятся, как скорпионы в банке, а мы тем временем выиграем выборы.
Стрижайло тайно усмехнулся, глядя на лоб Дышлова, где взбухла крупная складка, будто в ней поместились проглоченные идеи, которые Дышлову предстояло длительное время усваивать.
Он вдруг ощутил холодок во рту, будто под языком оказалась ментоловая таблетка. Испытал головокружение, словно воздух стал стеклянно дрожать, как над трубой теплохода. Почувствовал жжение в желудке, как если бы проглотил дольку чеснока. Что-то слабо напряглось в его чреве, чуть слышно толкнулось, как бывает у беременных женщин в момент пробуждения эмбриона. Эта проснулась неведомая личинка, свилась и распрямилась скользкая змейка. Таинственное, обитавшее в нем существо росло, увеличивалось, расширяло бока, наполняло его второй, самостоятельной жизнью. Вбрасывало в кровь токсины, от которых он пьянел, испытывал веселый азарт, безумное наслаждение, ощущение своего могущества и всесилия.