А недавно Славку с Ленькой сводил в подвал, над входом в который развивался красный флаг с серпом и молотом. И было там написано «Партия Справедливости".
Зачухонное помещение, чуть больше чулана, было заставлено портретами Сталина, Ленина, бюстами, каким - толстыми книгами с речами вождей и историей ВКП(б). Любопытно это все было. И люди там любопытные. Как бы пришедшие с экранов кино тридцатых годов про революционеров. Только кожанок им не хватало.
А вообще - то Олег называет себя в последнее время анархистом. Но с удовольствием ходит на всякие политические тусовки то к сторонникам Константинова убежит, то к каким-то нацболам. Вообще, похоже каша у него в голове.
Славик отряхнул лопату и пошел в бабе Марусе докладывать, как поручение директора выполнил.
Осмотрел еще раз ступеньки.
Нормально чистенькие.
А Олег со своей настырной политикой действительно надоедает уже. Варвара не зря предупреждает. Ладно, схожу сегодня на акцию, помогу парню.
В последний раз.
Долой дневники!
Только сейчас, отдышавшись и вытерев со лба пот, Славик понял или ощутил, как он расстроился, не застав Элину. Время было уже давно послеобеденное и Славик, перебежав у танка Октябрьский проспект, что было запрещено и не по правилам, заскочил в блинную, заказал две порции блинов со сметаной, чай и уселся в уголок за грязный и неубранный стол спиной к маленькому залу и продолжил грустить.
Достал тетрадь, полюбовался. На самом деле тетрадь эта была не Витькина, а его, Славки, то ли дневник, то ли записная книжка, а несколько Витькиных стихов, да песенок он сам переписал сюда от руки.
Но, как это ни печально, Элина, его скрытая и обожаемая любовь, не только не почитала, но даже и не открыла, передав тетрадку обратно, и еще вдобавок через злую Варвару.
Чай был холодный, как и блины. И никакого удовольствия они не доставили. И не согрели. И не успокоили. Да что сейчас могло согреть несчастную Славкину душу? Нет такой еды. Нет такого напитка.
Славик, полистав тетрадку, вздохнул и, вырвал листок, решил навсегда избавиться от этих наивных, по-детски открытых и доверчивых записей. Раз и навсегда.
Скомкав листок, много — много раз, как и пачку сигарет, он аккуратно, разжав кулак, выпустил его в свободный последний полет, под грязный общепитовский стол, прямо в рваную корзину для мусора.
Первый вырванный листок.
Мне иногда кажется, что я высокомерно отношусь к своим друзьям. И они это чувствуют, всегда, вероятно. Это правда, что что я часто, а может быть и считаю себя самым умным. А значит считаю не только возможным, но и нужным их учить, поучать, командовать. Замечаю я эту страсть за собой. Командовать. Указывать. Поучать.
С одной стороны это неплохо. Значит я знаю, как надо им правильно поступать в том или ином случае. Но иногда приходит ощущение, что им это может не нравиться. Может поэтому нет дружбы. А нет дружбы - нет кружка. Нету кружка - нет друзей, и я один на один со своими мечтами о литературном труде, о поэзии, о писательстве.
Кружок был? Да, мы собирались, говорили, спорили. Но кружок ли это? Нет. А мог он быть? Тоже, думаю, нет. Почему? Думаю, объяснение провала этой моей идеи простое.
Мне кажется, может мне просто стать ближе к моим друзьям. И бросить учебу в техникуме, уйти, как они, работать на завод, чтобы всегда быть с ними рядом и заняться писать рассказы о рабочей жизни? Изучать жизнь. Работать и писать.
Красиво это звучит. Работать? А кем? Рабочим? Но у меня ни профессии нет, ни квалификации.
Что делать, как быть?
Учиться — значит расти, осваивать новые знания, получать новые навыки и умения, расширять свой кругозор, изменяться к лучшему. Идти в ученики рабочих, в подмастерья и восемь часов вытачивать или штамповать одну и ту же деталь и каждый день делать однообразную рутинную работу?
Раздевалка - станок-курилка-дом. Раздевалка - станок-курилка-дом. Какая мрачная картина представляется мне.
Застенчивый подросток или юноша (то есть я) превращается в хмурого замкнутого нигилиста, циника. дальше больше. Душевную пустоту и ненужность запиваю спиртом. Больше нечем заполнить вакуум. Холостяк или слабоумный симпатяга, трусливый, пропитанный мещанским духом, мелкая и подлая душонка.
А еще хуже, если уйдешь из техникума, плачет мать, удивляются школьные учителя (у нас здесь в районном городке все про всех все знают). дядя Ваня втихомолку ругает меня.
Нет. Нельзя в жизни идти по легкому и привычному пути, не надо искать и легкой жизни. Ну и что из того, что трудно учиться. Это на первом курсе трудно. Но и то уже моментами и местами мне нравится, и четверки и пятерки получать нравится. А тройки, так их можно исправлять. А тройки у меня, из-за моей несобранности, безмолвия, бесхарактерности. Мне надо поработать над собой и прекратить быть безвольным существом.