«Здравствуй, Вовка!
Рад, что служба у тебя идет хорошо. У нас дела тоже неплохи. Хотя все твои родные скучают по тебе. Я тебя давно не видел. Повидаться бы. Спасибо за письма и «ЦУ». Они мне пригодятся в будущем. Бываю у вас дома. Андрейка напоминает о тебе, весь ты, копия ты маленький. К нам Сережка с Танькой приезжали, каникулы у школьников и в город им из Юрьи вырваться очень интересно. Погостили у нас. Так, Танька увидела Андрейку на фото, где он на коечке, и говорит, что это Вовка что - ли? У них в Юрье в альбоме есть фотография твоя, где ты маленький, так она перепутала.
Да, Вовка, нам с тобой теперь долго ни увидеться, ни выпить, ни поговорить. Потому, что и мне, Вовка, пришла повестка из военкомата. Я взял ее в почтовом ящике и мамке пока не говорю, расстроится, заревет. Жалко ее. 8 апреля надо уже явиться в военкомат для получения повестки, уточнения команды, рода и вида войск.
Все призыв и до меня добрался. Все. Отгулял. Даже поработать на заводе ХХ партсъезда, куда направлен по направлению техникума, как молодой специалист, не успел толком. Вот так. На днях устроюсь на завод. А в начале мая уже отправят. Все парням повестки вручают ровно за месяц до отправки в Армию. Так что, Вовка, нам долго не увидеться. Жаль.
Мне то легче будет. У меня никто не останется здесь на гражданке, очень близкий, ну а те девушки, кто мне нравились и с кем на танцах танцевал, так я только и имена их знаю, ни адреса, ни фамилий. Может с техникума Людке Лысенко напишу. Но тоже адреса не знаю.
Пока. Служи. Будь примером!"
Не ехидно ли эти два последние слова? - подумал Славик, перечитав их еще раз. Хотя почему, нет? Если человек меня учит, значит примером быть ему приятно. Пусть останутся.
Пятый вырванный листок
Читал свой дневник, и было горько на душе, обидно. До чего же все пусто в нем, все напыщенно, все ничтожно по своему значению для читателя, начиная от перво до последней записи. Видно, когда я пишу его, то стремлюсь только высказаться, не думая о том, кто будет его читать, интересны ли ему, читателю, будут эти записи. Для дневника, конечно, это простительно, а для писателя уже нет.
И, конечно, в этих дневниковых школьных и послешкольных записей я не открыл Америки, не написал ничего нового о жизни современного подростка. А вот это, наверно, было бы интересно будущему читателю моих дневников.
А пока в прошедших записях я этого не вижу. Вижу только ничтожность своего духовного и физического мира. Как литературный критик я бы так охарактеризовал эти тексты: никчемность, праздные умствования, совершенно не нужные, лишние, мешающие жить и развиваться подростку мнимые раскаяния, истерично-письменные вопли и застой. застой, потому что в этих записях для меня, читающего, нет притока свежей новой информации. Один раз такой текст интересно прочитать. Но, ели такие настроения появляются в записях через раз, это уже не интересно.
Надо что-то менять в этих записях. Иначе их неинтересно читать.
Вот новая тема. Самооправдание. И опирается это на новую мою теорию. Но вот ближе к делу. Например, вот как я объясняю свои поступки и как они выглядят на самом деле.
Я сбежал с урока. по сути, это значит: СБЕЖАЛ, СТРУСИЛ, ДЕЗЕРТИРОВАЛ.
По моей теории: Тот поступок, который ты совершил это твой выбор. Что произошло, то произошло.
И это МОЕ объяснение опасно. Т. е. я отдаюсь течению. А в таком возрасте это опасно. Надо бороться за себя, за все хорошее в себе. А такое всепрощенчество — это груз, подвешенный на шею и делающий, меняя подонком интеллектуальной жизни.
В Герценке.
- Слушай, - прервал его размышления Леня. - ты спрашиваешь, какими словами можно выразить чувства? Радость. Веселье. Счастье. Слушай, сразу тебе отвечу. Экспромтом. Загибай пальцы!
Славик приготовился загибать пальцы.
Набрав воздуху, Ленька затараторил:
-Воздушный, милый, чистый, кристально-голубой, ослепляющая, уносящая, обнимающая, бездонный, душистый, сердечный, приветливый, невесомый, безудержный, красивейший, милейший, ласкательный, яркий, ослепительный, нежный возвышенный, учащенный, влюбленный, интересный, красивый.
- Все. Все хватит. - засмеялся такой его настырности Славик, - все хватит, пальцы кончились!
— Вот так-то! - назидательно поднял палец Ленька, - Велик русский язык!
Славик ушел в туалет и прихватил с собой красную тетрадь. Но в самый последний момент под шум журчащей воды пожалел ее, пожалел свое прошлое, пожалел себя и в унитаз тетрадь не выбросил.
Славик открыл тетрадь. Оттуда выпали два листка, исписанных мелким почерком. Он вспомнил, что, когда -то отправил письмо в редакцию местного телевидения. А ответа так и не получил.