Выбрать главу

– Кажется, этот человек намеревается убить меня, – проговорил он с певучим акцентом. – Я, как видите, беззащитен. Вы англичанин, мистер Бонд, и одобряете это?

– Ты поставил себя вне закона, фон Рихтер, – медленно ответил Бонд. – После того, что ты устроил в Капудзоне.

– Ясно, доводы бесполезны. Превалируют эмоции. – Человек слегка пожал плечами. – Очень хорошо. Я готов к морской прогулке.

Лодка начала отчаливать. Задумавшись, Бонд следил пару минут за тем, как она удаляется, потом побрел в дом. Лишь в холле заметил он пятна крови.

Целое скопление их было у угла коридора, как будто здесь кто-то недолго отдыхал, и еще одно возле боковой двери. Бонд повернулся и кинулся на кухню.

Люк подвала был поднят. Внизу на спине с открытыми глазами лежала Луиза, из ее сердца торчал металлический шампур. Доктор Ломанн сидел, облокотясь о стену и поджав к груди колени. Рядом находился черный чемоданчик и разбитый шприц. В его лице не было ни кровинки. Он открыл глаза и, глотая слова, заговорил.

– Он забыл, – выговорил он, – забыл, что морфий может сделать много для человека с продырявленными кишками. Ему так и не пришло это в голову.

Ужас и изумление лишили Бонда дара речи.

– Но каким образом он... сделал все это? Вы двадцать минут назад сказали, что он мертв.

– Ни один обычный человек с такими ранами никогда бы не смог подняться, не говоря уж о том, чтобы прыгнуть на меня... – Ломанн вздрогнул и глотнул воздуха. – Сверхживучесть. В судебной медицине известны случаи... Даже после такой потери крови... Он не человек.

– Могу я что-нибудь для вас сделать? – спросил Бонд с неожиданным для себя участием к этому человеку.

– Нет. Он пронзил мой кишечник десять или двенадцать раз одним из шампуров. Мне осталось всего несколько минут жизни. Благодаря морфию, боль терпима. Он был бы не рад, узнав об этом, правда?.. Скажите... Вы убили всех?

– Всех, кроме Вилли.

– Вилли тоже мертв. По приказу Суна и с согласия фон Рихтера. Они вычислили, что на спуск с вершины холма Вилли понадобится более двадцати минут. Слишком долго, по их мнению. Поэтому они заставили меня дать ему, прежде чем он отправился на вершину, стимулирующую пилюлю. Капсула с органо-фосфорным составом. Сейчас должны появиться первые симптомы. Я говорил вам: не стоит беспокоиться. Не жалейте обо мне.

Бонд промолчал. Он неловко положил на мгновение руку на плечо Ломанна и поспешил к лестнице.

От боковой двери кровавый след проследить было легко. Он вел за огневую позицию в извилистую расселину, по которой путешествовал Бонд двадцать четыре часа тому назад. Он старался двигаться как можно беззвучнее, обшаривая глазами все кругом, напрягая слух в попытке преодолеть ватный шум в ушах, то усиливавшийся, то спадавший, держа наготове нож на уровне пояса. С каждым мгновением воздух становился все прозрачнее, и продвигаться было не слишком тяжело. Он подошел к тому месту, где стены расселины близко сходились друг с другом – та, что была обращена в глубину острова, вздымалась вверх, та, что тянулась вдоль моря, уходила вниз – повернул за угол и в десяти футах от себя увидел Суна.

Китаец сидел, облокотившись спиной о гранитную стену, с правой стороны от Бонда. Казалось, он сморщился, усох и, судя по луже крови на пыльной скале у его ног и по полузапекшемуся ручейку, который тянулся изо рта к поясу, в ином состоянии не мог находиться. Его правая рука была спрятана за спину, он, конечно, зажимал рану на пояснице. На окровавленных губах змеилась улыбка.

– Итак, мой расчет оказался верен. – К удивлению Бонда, голос звучал твердо и полно. – Я действительно знал, что вы придете, Джеймс. Вы, видимо, довольны собой. Как я понимаю, вы уничтожили всех? – Он задал вопрос, прозвучавший гротескной копией вопроса Ломанна.

– Почти.

– Превосходно. Выходит, мы снова вместе. В условиях для вас гораздо более выгодных, чем в подвале. Но вы просчитались.

В этот момент Сун вытащил из-за спины правую руку. В ней был минометный снаряд.

– Видите? Я по-прежнему контролирую ситуацию. Вряд ли стоит вам говорить, Джеймс, что, если вы сделаете резкое движение, или если я даже уроню эту вещь случайно, то я убью нас обоих. Я умру в любом случае. Так же, как и вы, в каком-то смысле. Поэтому очень скоро я ударю взрывателем этого предмета о скалу рядом с собой. Наши судьбы действительно связаны, не так ли? Теперь вы понимаете это?

– Что вам надо, Сун? – Бонд прикидывал расстояние и те мгновения, которые могли оказаться в его распоряжении, пытаясь вызвать у себя в памяти форму угла за своей спиной и оценивая, сможет ли он запрыгнуть на расположенную слева низкую стену.

– Признайте, что нашли в моем лице великого мастера, который в честном поединке, не прибегая к хитрости, сломал бы ваш дух столь же окончательно и неотвратимо, как сломал бы кости ваших конечностей. Признайте!

– Никогда! Это неправда! С самого начала у вас было преимущество в численности, в инициативе, в планировании. И чего же вы добились? Только собственной смерти!

Обнажились запачканные кровью зубы Суна.

– Я настаиваю! Я приказываю вам...

Затем глаза его заморгали, и кровь, пульсируя, хлынула изо рта. Бонд, опершись рукой о край расселины, перемахнул через него, сполз на четвереньках в заросшую чахлой травой яму глубиной в пять футов, вскарабкался на плиту, похожую на истершийся могильный камень, и перебрался на дальний ее конец. Голос Суна, теперь едва слышный, доносился откуда-то сверху справа.

– Где вы, Джеймс? Но на этот вопрос стал бы отвечать лишь умалишенный. Нужно было бросить эту штуку раньше, верно? Но желание услышать от вас признание поражения, по-видимому, сковало мои пальцы. Что мне теперь с ней делать? Ответ ясен. Взорву ее рядом с собой. Уйду с грохотом. Так мир кончится для меня... Я хочу теперь признаться вам: то, что я говорил раньше, было ошибочно. Де Сад ввел меня в заблуждение. Или я не понял его как следует. Я не ощущал себя богом, когда пытал вас. Меня тошнило, я чувствовал вину, меня жег стыд. Я вел себя, как злой ребенок. Это, наверное, смешно и бессмысленно, но я хочу извиниться. Вы можете меня простить?

Позже Бонд тек и не мог вспомнить, что он хотел ответить, вспомнил лишь, что в последний момент заставил себя промолчать. Бушующая тишина не прекращалась.

– Будьте прокляты. Бонд! – мелькнула брошенная наугад мина, в расселине раздался глухой, почти потусторонний взрыв, а за ним наступила еще более оглушительная тишина.

Держась за стену, Сун встал на колени. Необыкновенные глаза еще были открыты. Они неподвижно смотрели на нож, который Бонд по-прежнему сжимал в руке, в них стояла мольба.

Бонд опустился на колени, приставил острие ножа к груди Суна напротив сердца и надавил. Но даже тогда, в этот последний миг своей сверхживучести, окровавленные губы шевельнулись и прошептали едва слышно:

– Прощай, Джеймс.

Все было кончено. Сун превратился в огромного размера мертвую куклу.

Бонд вспомнил свой недавний сон. Однако на сей раз он сам был тем бесформенным существом, от которого убегал прежде, и при этом не знал, кого он преследует, превращая все по пути в облачки пламени. Где-то рядом был Лицас, и по его лицу текли слезы. Рядом была и Ариадна. Потом не было ничего.

XXI. Человек из Москвы

– С утра мне пришлось изрядно потрудиться, улаживая конфликты с местными властями, – капризно сказал сэр Рэналд Райдаут. – Как всегда – апологеты протокола и собственного достоинства. Масса разговоров о чести Греции и афинского полицейского управления. Мне, кстати, отчасти понятна их озабоченность. Перестрелка на улице. Четыре покойника, два из них иностранцы, один из которых имеет дипломатический статус. Никаких улик, однако комиссар полиции, с которым я разговаривал, имеет свой взгляд на вещи. О, благодарю.

Сэр Рэналд принял бокал томатного сока от облаченного в белоснежный смокинг официанта, не пробуя, поставил его на столик с мраморной крышкой и, как ни в чем не бывало, продолжал.