— Вот им виру! Отдай меч…
Сотник помотал головой:
— Утром получишь, а то опять буйствовать начнете. Знаю я Шарапа со Звягой… Шум уже до князя долетел…
— Утром еще не тот шум будет… — угрожающе выговорил один из купцов. — Когда вече кликнем…
Серик проговорил рассудительно:
— И правда, отдай мечи. Опасно нынче по городу ходить, особенно по ночам. Я ж еще днем с Рюриковым дружинником на поединке дрался…
— Во-он оно што… А я не поверил, когда услышал, што будто бы какой-то безусый пацан Рюрикова дружинника изувечил… Ладно, забирайте мечи, а с утра ко княжьему терему! Чтоб все семеро!
На перекрестке долго прощались, посмеиваясь, вспоминали подробности драки. Купцы тоже не помнили, чтобы кто-то из них бил насмерть. Да-а… крепко франкское вино; бьет в голову, будто шестопер… Наконец, разошлись.
Серик еле добрался до своей постели под забором. Чуть не задавил кота Мышату, который дрых на шубе, слившись с бараньей шерстью своей дымчатой шубой. Кот не обиделся, тут же протиснулся под шубу и, привалившись к боку, тихонько замурчал. На свежем воздухе остатки хмеля выветрились быстро, однако наутро Серик встал с тяжелой головой. Но тяжесть прошла от одной бадьи колодезной воды, которой Серик облился с головы до ног. Вчерашняя одежка пришла в полную негодность; дорогая шелковая рубаха была располосована так, что уже ни на что не годилась. В штанах тоже было полно прорех, а потому Серик отдал их Прибытку, пусть покрасуется. Хоть и штопаные, зато заморские… Одевшись попроще, нежели вчера, Серик подпоясался поясом, расшитым серебром, прицепил меч и зашагал к княжьему терему. Вскоре нагнал Звягу с Шарапом, а потом из купецкого ряда вывернулась и четверка буйных купцов. Так и шли, не ощущая раскаяния, весело переговариваясь и пересмеиваясь.
В просторном дворе княжьего терема волновалось людское море; с одного края молча стояли княжьи дружинники, угрюмо поглядывая исподлобья на Рюриковых дружинников, с другого края двора выкрикивающих угрозы. На крыльце стояли оба князя. Молодой и дерзкий Рюрик Ростиславович был одет в половецкие одежды. Он угрюмо стоял чуть позади Романа Мстиславича, глядя поверх голов толпы воинов. Серик сразу узнал в нем человека, стоявшего на проплывавшей мимо половецкой ладье.
Князь Роман рачительно правил Галицией и Волынью, на Киев наезжал редко, но живал подолгу. А нынче летом, как только на Киеве объявился Рюрик, тут же прискакал со всей дружиной.
Они встали в ряд перед крыльцом, купцы шапок не снимали, дерзко поглядывая на князей. А Шарап, Звяга и Серик нарочно пришли без шапок.
Князь Роман насмешливо оглядел Серика, проговорил:
— Это и есть главный буян? Пошто меч таскаешь? Порежешься ведь… Шарап, Звяга, вы ж хорошими дружинниками были! Пошто буйствуете?
Шарап медленно выговорил:
— Пусть за нас свидетели говорят…
Вперед выступил пышноусый сотник. Серик плохо знал княжью дружину, а потому и имя его не помнил. А Серикова слава далеко разнеслась, если такой важный человек его в лицо знает.
Он медленно заговорил:
— Сначала они дрались без мечей, в корчме, что у Боричевых ворот. Ну, дело житейское, мы разнимать не стали. Только проследили, чтоб без смертоубийства. Потом мы ушли на стену, и только ближе к полуночи снова услышали шум. Кто начал, мне неведомо. Рюриковых дружинников было десятка два, а эти всемером опять были. И все с мечами. Так и случилось смертоубийство… Кто именно убил — ни я, ни мои гридни не видели.
Вперед вышел Бренко. Рука у него была на перевязи. Недобро усмехаясь, он заговорил:
— Вчера, еще на торжище, я сидел, и интересующимся людям рассказывал, какие из себя печенеги. А вот этот, молодой, привязался, обозвал, вызвал на поединок…
— Так это он тебе руку попортил?! — изумился князь.
Из толпы княжьих дружинников послышался голос:
— Да не руку он ему попортил, а ключицу сломал! — вперед вышел стражник, стороживший вчера торжище.
Князь медленно выговорил:
— Значит, этот безусый парень привязался к доблестному воину и сломал в поединке ключицу? И каким это образом он мог сломать тебе мечом ключицу? У него что, меч тупой был? А ну-ка, Серик, покажи свой меч?
Серик ступил вперед, вытащил меч из ножен, протянул князю рукоятью вперед.
Роман сошел с крыльца, взял меч, изумленно воскликнул:
— Да это же булат! — взмахнув мечом, крутанув его в руке, добавил: — Добрый меч… Чья работа?
— А моего брата, Батуты… — проговорил Серик, принимая у князя меч и вкладывая в ножны.
Роман повернулся к Рюрику, проговорил:
— Не из чего тут виры платить. Это для чего же твои дружинники на мирное торжище кольчуги под рубахи надевают? Безусых пацанов, да купцов опасаются?
Рюрик угрюмо проворчал:
— Шибко буйные у тебя юнцы да купцы… Тебе ж свидетель сказал, что парень сам привязался и на поединок первый вызвал…
Роман повернулся к Серику:
— Што, правда?
— Правда… — Серик потупился, но тут же вскинул голову: — Этого Бренка я не первый раз на торжище увидел. Он за день до этого приходил к брату меч заказать. Да так расхвастался, будто они весь Киев запугали, что у меня уже тогда руки чесались ему бока намять. А в ту же ночь, прямо возле нашего двора, четверо Рюриковых дружинников, чуть купца не зарезали. Хорошо, я на дворе спал; услышал, заступился, да и народ на шум поднялся. Жалко, не догнали. Шибко уж быстро бегают…
— Опознать их сможешь? — спросил деловито князь.
— Вряд ли… Ночи-то безлунные стоят…
Роман прошелся вдоль нижней ступеньки, заложив руки за спину, повернулся к купцам, спросил:
— Ну, а вы-то чего буяните?
Старший пожал плечами, проговорил:
— А мы и не буянили. Мы хорошо поторговали, расторговали весь товар, и сегодня утром собирались отплыть до Новгорода, чтобы по санному пути успеть сходить за мягкой рухлядью. Ну, как водится, зашли в корчму, отведать франкского вина. Когда еще доведется?.. Там вот эти три доблестных витязя пировали. Потом ввалилась дюжина дружинников, они привязались к парням. Ну, как нам было не вмешаться? Дюжина против троих… Вот так и завязалась первая драка. А вторую мы и не помним. С непривычки франкское вино в голову бьет не хуже чекана…
Роман медленно выговорил:
— Послушай, Рюрик Ростиславович, не я у тебя в гостях, а ты ко мне в гости навязался. Уйми своих дружинников, а не то дождешься веча. Киевляне долго терпят, зато скоры на расправу… Или, может, объявим суд божий? Семеро этих, против семерых любых твоих бойцов?..
— Ладно, нечего тут судить… — угрюмо пробурчал Рюрик. — Не будут больше буйствовать…
Когда вышли с княжьего двора, машинально пошли вместе по улице, Шарап спросил:
— А чего это вас так чудно зовут? Первый, Второй, Третий и Четвертый?
— А потому, что мы всегда вместе, — проговорил Первый, раздумчиво почесывая затылок.
Четвертый проговорил:
— А што, хорошие люди? Можно и еще в такой компании попить франкского вина…
Шарап сказал медленно:
— Верная мысль…
И они целеустремленно зашагали к корчме. Корчмарь при виде их задрожал, воскликнул:
— Вам и княжий правеж нипочем?!
Вместо ответа, Первый вскричал:
— Жбан вина на стол, для почину!..
— Только, ради Христа, не буяньте! — взвыл корчмарь.
Четвертый захохотал:
— Чего ты ноешь? Сполна тебе вчера заплатили. И сегодня заплатим, коли доведется…
Разлили по первой, выпили, Шарап пробормотал задумчиво:
— Кто ж вчера троих гридней приложил?.. Ей-богу, бил не насмерть…
Первый сказал:
— А чего гадать? Это у Серика рука такая тяжелая. Помните, как он заводилу уложил? С одного удара…
— А что, вполне возможно… — пробормотал Шарап. — Мы-то люди привычные, да и мечами машем подольше Серика…
Серик проговорил:
— Не было крови на моем мече!
Все переглянулись, Первый медленно выговорил:
— На наших тоже не было…
Шарап протянул:
— Ба-а… сотник Гнездило обмыл мечи… Его Гнездилой прозвали, еще в десятниках — он за своих горой стоял. Я ж с ним вместе начинал, в одном десятке были. А потом ему подфартило в десятники проскочить, а мне нет. Если бы тогда проскочил — может, так бы и задержался в дружинниках…