Все время пути она молила Господа и Святую Деву помочь им вернуться домой.
Ночь казалась бесконечной. Темнота вставала стеной перед ними, и лишь узкий месяц слабо освещал путь. Из мрака доносились уханье совы, вой волков, где-то впереди зарычал медведь.
Кэрли вздрогнула, подумав, что, если какой-нибудь хищник нападет на них или испугает коня, она не удержится в седле. Они двигались по заброшенной тропе, заросшей травой, стараясь не сбиться с пути.
Но в тот момент когда она уже решила, что они заблудились, жеребец поднялся на холм перед ранчо и Кэрли увидела в долине маленькую асиенду.
— Слава Богу! — ликуя, прошептала она, и надежда окрылила ее. Пришпорив коня, Кэрли направила его в долину. Встревоженный Мариано бросился им навстречу. Из темноты вынырнул Два Орла. Баджито залился радостным лаем. Из дома выбежали мать и тетка Рамона.
— Santa Maria! — прошептала Тереза.
— Рамон ранен, тетя, и, боюсь, серьезно.
Сказав это, Кэрли снова ощутила страх, который ей едва удалось сдерживать в пути.
Мариано и Два Орла отнесли Рамона в дом.
— Дон Рамон сильный, — сказал мальчик, ободряюще улыбнувшись Кэрли. — Дома он поправится, сеньора…
В спальне Кэрли и ее свекровь сняли с Рамона окровавленную одежду. Тереза отправилась на кухню вскипятить воду для обработки раны.
— Все не так страшно, как вам кажется, — сказал Рамон слабым голосом. — Со мной случались вещи и похуже.
Дома он чувствовал себя немного бодрее, хотя по-прежнему был бледным и осунувшимся. Рамон нежно улыбнулся Кэрли и сжал ее руку:
— Я не умру, но, пожалуй, мне следовало бы прикинуться умирающим, чтобы вернуть тебя домой.
Ее сердце дрогнуло.
— Я дома, Рамон, и никогда не покину тебя.
Тетка и мать, молча переглянувшись, вышли из комнаты.
Рамон посмотрел на жену:
— Тебе нельзя оставаться здесь сегодня ночью, Кэрли, иначе твой дядя заподозрит, что мы имеем отношение к случившемуся. И тогда все наши усилия окажутся напрасными.
— Но я не могу покинуть тебя — ты ранен! Я должна остаться здесь и ухаживать за тобой.
Он поцеловал ее руку:
— Ты знаешь, что со мной все будет в порядке.
— Дядя вернется только завтра. До этого времени я останусь.
— Думаешь, я хочу, чтобы ты ушла? Если бы не рана, я затащил бы тебя в постель. Но, к сожалению, мне приходится отправить тебя в дель Роблес.
Кэрли умоляюще посмотрела на мужа:
— Позволь мне остаться!
— Это слишком опасно. Женщины позаботятся обо мне, не тревожься. Мариано проводит тебя до ранчо. Я буду с нетерпением ждать той минуты, когда мы снова увидимся.
Сказав это, Рамон потерял сознание: усталость и потеря крови сделали свое дело.
Он может умереть этой ночью, а ее не будет возле него!
Он может умереть, и она никогда больше не увидит его!
Но предположим, он выживет. Допустим, дядя заметит, что ее нет, — это, несомненно, насторожит его. Тогда Рамона казнят.
Кэрли склонилась над Рамоном, поцеловала его и, обернувшись, увидела в дверях Терезу и свекровь.
— Мы позаботимся о нем, — пообещала Тереза.
— Si, — подтвердила свекровь, — но лучшим лекарством для моего сына станет возвращение жены.
— Я ухожу не по своей воле: мне приходится думать о его безопасности. — Тереза кивнула. — Я вернусь, как только смогу.
Женщины проводили Кэрли. Два Орла и Ма-риано уже ждали ее. Ковбой подсадил девушку на высокого гнедого мерина, вскочил на своего коня и привязал поводья Подсолнечника к луке своего седла.
Они ехали молча, не делясь опасениями за Рамона. Но каждый из них думал и о том, что Флетчер Остин, возможно, уже вернулся на ранчо и заметил отсутствие племянницы. Что она скажет ему в таком случае? Сумеет ли обмануть его?
На вершине холма перед ранчо Кэрли с помощью Мариано пересела на Подсолнечника и направилась вниз, молясь о том, чтобы никто ее не заметил.
Добравшись до конюшни, она соскользнула с лошади и, морщась от боли в ноге, начала расседлывать Подсолнечника.
— Я сделаю это, сеньора.
Кэрли вздрогнула:
— Хосе! Господи, вы напугали меня до смерти!
— Простите. Я не хотел. — Ковбой расстегнул подпругу. — Идите в дом и не беспокойтесь — я никому не скажу о том, что вы уезжали.
Кэрли облизнула губы:
— Спасибо, Хосе.
Кэрли медленно направилась к дому. Канделария ждала свою госпожу в спальне.
Многие могли выдать Кэрли, но она почему-то верила, что все будут молчать.
— Поторопитесь, сеньора. Сеньор Остин может вернуться в любую минуту.
— Он сказал, что вернется завтра, — возразила Кэрли.
— Он будет с минуты на минуту. Один из его спутников уже вернулся и сказал, что вашего дядю ранили в Сан-Хуане.
— Что?
— Кроме этого, мне ничего не известно.
— Этот человек знает, что меня не было?
— Нет. Я убедила его, что вы спите, и обещала сообщить вам о ранении сеньора Остина и о том, что его везут домой.
— Спасибо, Канделария.
Девушка пожала плечами:
— Мы подруги… а вы — жена дона Рамона.
Надев ночную рубашку и розовый атласный халат, Кэрли пошла в спальню дяди проверить, все ли там в порядке.
— Разбуди Риту, — попросила она Канделарию. — Пусть вскипятит воду и достанет все необходимое для обработки раны.
— Si, сеньора.
«Надеюсь, он ранен легко», — подумала Кэрли, представляя себе дядю таким, каким видела его всегда, — отдающим приказы и кричащим на людей. Тяжелое ранение получил Рамон. С ним ей и следовало остаться, а она покинула его.
Глава 22
Из-за боли в лодыжке Кэрли сидела перед окном в спальне, положив ногу на подушку и думая о Рамоне. Внезапно земля задрожала от конского топота.
Затянув пояс халата, она пошла встретить всадников, которые, взметнув пыль, ворвались во двор.
Кэрли охватил страх, когда она увидела окровавленного дядю, лежащего поперек седла.
— Господи! — прошептала она, вцепившись в дверной косяк.
К ней приблизился Клив Сандерс:
— Дела плохи, мисс Мак-Коннелл.
Она печально кивнула:
— Несите его поскорее, мы должны заняться им.
Сандерс и еще трое мужчин сняли дядю с лошади и понесли в дом. Штаны Флетчера порвались, когда он упал с коня. Рубашка была в крови, которая лилась из большой раны в животе. Рана в груди кровоточила меньше.
— Положите его в спальне. — Кэрли закусила губу, мгновенно забыв обо всех неприятностях, пережитых по вине дяди, и понимая одно: он умирает, и его терзают боль и страх. Флетчер проявлял доброту к ней. Был единственным братом матери. И у него не было никого, кроме Кэрли.
— Кэрли?
Он произнес ее имя так тихо, что она едва расслышала. Мужчины положили Флетчера на перину и сняли с него сапоги. Кэрли склонилась над раненым:
— Я здесь, дядя Флетчер. — Заставив себя улыбнуться и смахнув слезу со щеки, она взяла дядю за руку и опустилась возле него. Клив Сандерс, стоя с другой стороны кровати, помогал Рите стягивать окровавленную рубашку. Потом они начали промывать его раны, хотя и знали, что их усилия бесполезны.
Флетчер тихо застонал:
— Не думал, что все кончится… вот так. — Он посмотрел на Кэрли. Щеки у него запали, кожа стала мертвенно-бледной. — Хотел… бы знать… что о тебе будет кому позаботиться. Твоя мать… надеялась на это.
У Кэрли сжалось горло.
— Вы сделали все, что могли, дядя Флетчер.
— Надеялся… ты и Винсент…
— Знаю. Не говорите, вам нужно беречь силы.
Господи, он умирает! Кэрли отказывалась верить в это.
— Нет… пришло время. — Он сжал ее руку чуть сильнее. — Хочу, чтобы ты знала… я любил тебя. Никогда не говорил об этом никому. И твоей матери тоже. Всегда… сожалел об этом.
Она вытерла слезы.
— Я тоже люблю вас, дядя Флетчер. После смерти мамы мне было так одиноко. Я приехала сюда, и вы спасли меня от одиночества.