Я нажимаю на нужную точку на запястье, и прямо сквозь кожу просвечивают голубые цифры, ведущие отсчет, и буквы «Esc» — кнопка побега. Чтобы завершить игру, мне нужно только коснуться ее и произнести пароль. Это и есть весь игровой интерфейс, доступный в полном погружении. Разработчики специально свели его до минимума, чтобы сделать процесс максимально приближенным к реальности.
Цифры на таймере постоянно уменьшаются, безжалостно отсчитывая секунды и минуты.
— Через двадцать шесть дней, — вслух произношу я.
Глава 32
Новая роль
— О соловей, что ж песня отзвучала,
Что ж не поешь теперь ты, как бывало?
Ответил соловей: 'Я песню пел,
Пока мне горе грудь переполняло,
Но расцвели цветы, и я обрел
Все то, чего мне раньше не хватало.
В саду шуршат листы, цветут цветы,
Ушла печаль, и песнь моя пропала!'
Мирза Шафи.
— Кто же ты?.. — пораженно выдыхает властитель, — не один из богов, раз сама говорила, что не знаешь их.
— Тебе ли не знать, что я человек? — наклоняюсь, утыкаюсь в шею царя, прячу лицо. — Зачем заставил меня рассказать об этом? Не лучше ли было, когда я одна страдала?
И повелитель лишь крепче прижимает меня к себе, гладит по спине, и молчит.
Утро наступает слишком быстро, солнечный свет заливает комнату, и мне пора уходить. Лицо властителя задумчиво, и я знаю, что он тоже не хочет меня отпускать, но приходится, ведь его ждут дела, поэтому я и молчу, не прошу позволения остаться рядом.
Какова же моя радость, когда несколько часов спустя я получаю от главного евнуха сверток с одеждой — точь-в-точь такой же, как и у стражников. Почти не слушая объяснения, торопливо одеваюсь, словно боюсь, что царь может передумать, стоит мне промедлить хоть немного.
Евнух недовольно поджимает губы и что-то бормочет, презрительно глядя на меня.
«Ну, давай же, возрази мне! Попробуй хоть слово против сказать, и я забуду, что я на самом деле добрая и послушная», — но, кажется, мой взгляд настолько выразителен, что глава ночной половины быстро вспоминает о почтительности и о двух сияющих остро отточенных клинках у меня за спиной.
Кланяется, пятится спиной до двери, подзывает Раджу и приказывает ему отвести меня в пиршественную залу к повелителю, а сам удаляется настолько поспешно, что это больше похоже на бегство.
Царь сидит в одиночестве в пустынной зале, где эхом отдаются мои торопливые шаги. Под конец я, наплевав на приличия, срываюсь на бег — слишком далеко идти — и опускаюсь на подушки рядом. Повелитель смеется моему нетерпению, притягивает к себе, целует и говорит, что теперь я всегда должна сидеть здесь с ним во время обеденного пиршества. Я с самым серьезным видом киваю и отвечаю, что отныне буду его телохранителем и стану защищать его ото всех опасностей. На местном языке слово «телохранитель» в дословном переводе звучит примерно как «бережно касающийся». Властитель улыбается, гладит мои волосы, сегодня заплетенные в косу, но, кажется, не совсем верит в возможность такой ситуации, когда я смогу оградить его от угрозы.
— Если. например, кто-то пустит стрелу из того окошка, — я указываю на узкую резную арку над дверью в конце зала и спешу похвастаться, — то я успею сбить ее прежде, чем она сможет причинить вред.
В глазах повелителя на миг мелькает удивление, а потом — уважение, он верит моим словам.
Но время уже выходит, и царь подает слугам знак, чтобы начинали выставлять кушанья на столы. Потом по одному заходят гости — в нарядных дорогих одеждах, сверкающие драгоценными камнями и источающие запахи редких благовоний. И мало кому удается сохранить невозмутимое лицо, когда они видят меня, сидящую рядом с повелителем. Приглашенные на пир никак не могут понять, что я тут делаю, и разговоров почти нет, все слишком напряжены, чтобы поддерживать беседу, я то и дело ощущаю на себе их взгляды. Наконец один из них не выдерживает:
— Повелитель, что эта женщина делает здесь?
Поднимаю на него глаза, широко распахивая ресницы, до этого опущенные. От яркого света мои расширенные зрачки сужаются в тонкие точки, а визирь сидит слишком близко — он может рассмотреть этот процесс в мельчайших подробностях. Глаза у меня светло-голубые, жирно подведенные черной краской, отчего радужка кажется пугающе прозрачной.