Кого угодно казнили бы за такую дерзость, и некоторые уже мысленно потирают руки, предвкушая, что скоро с этой чужеземной ведьмой будет покончено. Все в зале видят, как сурово сдвигаются брови властителя, как медленно темнеет от гнева его лицо.
— Да как ты смеешь, девка, указывать повелителю! — раздается в наступившей гнетущей тишине визгливый возглас, и невольница мгновенно оборачивается, находит взглядом среди гостей полного купца в расшитом камнями чужеземном платье.
— Еще один?.. — поднимается на ноги, заводит руку за голову, касаясь рукояти меча.
— Стража! — голос царя властно разносится по пиршественной зале, и лицо купца на короткое мгновение приобретает злорадное выражение, — взять их.
Повелитель указывает на торговца и на одного из визирей, сидевшего ближе всего к Виалль. Лица обоих в мгновение становятся белее снега.
— Н-но… но как же… — купец не может справиться с дрожащими губами и вымолвить хоть что-то связное.
Взмах руки, и двух почти бессознательных пленников уводят, а с ними и слуг, что отвечали за подачу блюд. Все гости молчат, они напуганы не меньше, ведь всем уже стало понятно, что случилось — кто-то пытался отравить властителя, а чужеземка каким-то образом распознала яд, да еще и указала на виновных.
И долгое время еще царил во дворце переполох, шепотом друг другу передавались новые, еще более невероятные слухи, и казалось всем, что повсюду разносятся крики жертв, из которых палачи пытающихся извлечь истину крупинка за крупинкой.
У повелителя лицо мрачнее зимнего моря, небрежным взмахом руки отсылает он слуг и советников — сейчас не до повседневных забот, на кону судьба всего государства. Палачи вытянули из арестованных преступников имена заказчиков, а советники раскрутили целую цепочку посредников, хотя властитель и так мог предположить, кто стоит за неудавшимся покушением. И оттого на душе у него становилось лишь тяжелее.
И никто кроме невольницы не смеет приблизиться к нему, опасаясь царского гнева. А Виалль же сидит, положив подбородок на колени повелителя и водит тонким пальцем по широкой ладони, не давая окончательно впасть в темную и разрушительную ярость.
Глава 37
Покушение
На острове защебетали птицы,
Огнём любви воспламенив сердца.
Вот утро гордо мчит на колеснице,
Слепят сияньем радужные спицы,
Сливаясь в два сверкающих кольца.
И пчёлы пьют нектар на влажных склонах,
Весною превращённых в дивный сад,
И ветерок доносит до влюблённых
Цветов росистых нежный аромат.
О, если бы я мог хотя б на миг
Его дыханьем осенить твой лик!
Абд Ар-Рахман Аль-Хамиси.
Фатих:
Повелитель то погружался в тяжелые мысли о том, что надо сделать с братом, слишком яро проявившим свое стремление к власти, то словно выныривал на поверхность и проводил рукой по длинным светлым волосам, черпая в этом простом жесте успокоение. И дело ведь не столько в его брате — тот слишком юн еще, чтобы попытаться отравить правителя и самому воцариться в Хизре — сколько в его матери, которая за годы жизни прежнего властителя успела обзавестись множеством связей, а теперь как старая паучиха сидела в центре своей сети и дергала за нити, управляя и своим сыном, и некоторыми влиятельными лицами не только в этой стране, но и за ее пределами. Заговор составлен оказался довольно умело, и яд попал на кухню так неприметно, что никто и не заподозрил исполнителей. Было отравлено несколько блюд, которые должны попасть на главный стол, а еще вдобавок ко всему, вино, что полагалось стражникам в честь праздника.
Яд действовал медленно, поэтому дегустаторы, снявшие пробу с царской еды перед подачей, ничего не заметили. Последствия появились бы намного позже, через несколько часов, когда отравленные ослабели бы, а то и вовсе потеряли способность двигаться или впали в беспробудный сон. К этому времени войска, купленные старой султаншей, окружили бы дворец, и безо всякого штурма захватили его, ведь внутри оказался предатель, готовый в условленный час открыть боковую дверь.
И если бы не чужеземка, обратившая внимание на странное поведение одной из служанок, удался бы коварный план. Новый властитель к этому времени уже взошел бы на престол, а старого готовили к погребению.
И нельзя ничего сделать с зарвавшимся царевичем — у самого повелителя наследников нет, а, значит, надо беречь родную кровь, иначе прервется род. И матери его тоже нельзя вредить, ведь она вдова царя и мать царевича. Хотя с ней проще — можно подослать тайных исполнителей, и уже через несколько недель сляжет она с неизлечимой и неведомой болезнью.