Через год его брат достигнет совершеннолетия. Сейчас тот во дворце, отдаленном от столицы насколько это вообще возможно, но посланные соглядатаи уже сейчас доносят тревожные вести. Принц дерзок и непокорен. И слишком часто заводит речи о том, что скоро станет властителем.
И царь хмурился, невидяще глядя на танцовщицу, а та обливалась холодным потом, чувствовала, что сердце вот-вот выскочит из груди, но не смела остановиться, не смела даже единым жестом подать знак, что усталость и ужас едва ли не валят ее с ног.
Тягучий удар гонга выводит повелителя из размышлений. Наступило время приема вечерних посетителей. Легкий знак рукой — и танцовщица, подхватывая на ходу покрывала, пятясь и кланяясь, скрывается за занавесом. Музыка смолкает, и даже эхо больше не тревожит тишины зала.
Повелитель ждет недолго. Тяжелый шелк дрожит и отодвигается почтительной рукой раба. Хатиб Аз-Талик вступает в приемную и тут же, пройдя от порога всего несколько шагов, падает на колени, преклоняется, касаясь лбом пола.
— Встань, Аз-Талик. Что привело тебя сегодня?
— Повелитель, мне, недостойному, было явлено чудо, и я спешу преподнести его вам в подарок, — купец подает знак рукой, и два темнокожих евнуха подводят к повелителю фигуру, с ног до головы укутанную в черное покрывало.
Царь хмурится. Не хватало ему очередной наложницы! Какой в них толк, если ни одна из них не может принести ему дитя!
Но Аз-Талик уже сдернул с фигуры покрывало, и под ним обнаруживается девушка, подобных которой он никогда не видал. Повелитель хмурится еще сильнее. Дева явно из северян — светлые, почти белые волосы волнами спадают вдоль плеч до самой талии. Только вот ростом эта иноземка не уступает мужчинам, даже сам повелитель едва ли на полголовы выше.
Талия у северной девы тонкая, а бедра и грудь округлые, но при этом ее ноги и руки красуются мышцами. Даже на открытом животе проступают линии мышц. Мускулатура не такая резкая и четкая, как у воинов, она намного более плавная и приятная глазу, но все же слишком чужеродна на девичьем теле.
Повелитель уже почти открывает рот, чтобы высказать свое недовольство, как вдруг натыкается на взгляд пленницы. Глаза — словно осколки неба — таких и не встречал властитель никогда — подведены черной и голубой краской, так что тонкие черточки, изогнутые подобно ресницам, тянутся к вискам. Кожа гладкая, золотисто-белая, щедро обласканная солнцем, но все равно неизмеримо светлее, чем у самого царя и у всех его подданных. Лицо миловидное, женственное, нежное, а уста как бутон розового цветка. Длинные подвески с посверкивающими сапфирами ложатся на грудь, горло обхватывает золотой обруч, талия обвита блестящими цепочками и на запястьях теснятся браслеты. Из одежды на девушке только короткая безрукавка и шальвары из полупрозрачного щелка, сквозь который просвечивают ноги.
Царь раньше видел северян, которых причудливые сплетения судьбы заносили в эту страну солнца и песка, но ни один из них и сравниться не мог с этой девой. Их волосы, хоть и светлы и резко отличаются от иссиня-черных волос жителей Хизра, все же имеют скучный мышиный оттенок, а их глаза всего лишь серо-голубого цвета. Девушка же перед ним словно источает сияние, а дерзкий взгляд ее направлен прямо на лик царя.
Повелитель никак не может понять, что же за выражение притаилось на этом лице, что прячется в самой глубине непривычно круглых и ярких глаз. Впервые кто-то отважился посмотреть на него прямо, хотя даже самые верные подданные не осмеливались заглянуть в непроницаемые очи своего царя. Взгляд пленницы дрожит, ресницы опускаются, и властитель уже решил было, что дева наконец-то одумалась и вспомнила, что рабыне надлежит глядеть в пол, как вдруг понимает, что та просто осматривает его с ног до головы.
С такой дерзостью повелитель не сталкивался ни разу в жизни, и в первое мгновение даже не знает, как наказать дерзкую наложницу.
Глава 5
Невольница
Когда блеснул твой лунный лик,
Я обезумел и, сгорая,
Душой трепещущей постиг
Невнятные напевы рая.
Приди, душе покой верни,
Моих соперников казни,
Побудь со мной в ночной тени,
В моей степи весной играя.
Я жду, а в сердце — вешний страх;
Я жду, как дикий тур в горах.