Дни детства проводил Давид в пустыне дикой. Там мышцы его начали ощущать в себе доблесть мышц богатыря: без оружия, с одними руками, кидался он на льва и медведя, удавлял льва и медведя. Там душу его начало двигать, наполнять небесное вдохновение. Руки, сокрушавшие льва и медведя, устроили псалтирь, прикасались к струнам, напряженным и приведенным в согласие действием Духа: издались гармонические, усладительные, духовные, разумные звуки. Далеко, далеко, через времена, через столетия и тысячелетия, понеслись эти звуки, повторились и повторяются бесчисленными голосами, прославили имя Давида по всем концам земли, по всем векам ее христианского быта. Жизни пустынной, жизни, полной {стр. 7} подвигов чудных, чудного вдохновения, Давид не назвал блаженством человека.
Блажен муж, воспевает он, в каком бы месте, в каком бы звании, в каком бы состоянии и сане ни был этот муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе [2].
Блажен муж, который хранится от греха, который отражает от себя грех, в каком бы образе, в каком бы облачении не предстал ему грех: предстанет ли он в беззаконном поступке, представится ли в помышлении, советующем беззаконие, или в чувстве, приносящем наслаждение, упоение греховное.
Если с таким крепким мужеством слабая жена отражает от себя грех, то и она — блажен муж, воспетый Давидом.
Участники этого блаженства, участники мужеского о Христе возраста — отроки и дети, твердо противостоящие греху. Нет лицеприятия у Правосудного Бога.
Блажен муж, которого вся воля в Законе Божием [3]. Блаженно сердце, созревшее в познании воли Божией, увидевшее яко благ Господь [4], стяжавшее это видение вкушением заповедей Господних, соединившее волю свою с волей Господа. Такое сердце — муж. Блаженно сердце, разожженное ревностию Божественной! Блаженно сердце, сгорающее ненасытимым желанием воли Божией! Блаженно сердце, сладостно и нестерпимо страждущее любовию к Богу! Такое сердце — место, селение, чертог, престол блаженства!.. Сидит с раннего утра орел на вершине высокого утеса, сверкающие очи его жадно ищут добычи, потом он поднимается в синее небо, плавает, распростерши широкие крылья, в обширных пространствах, ищет добычи. Когда увидит ее, — стрелой, молнией спускается на нее, другой стрелой подымается с нею, исчезает. Накормил птенцов своих, и снова на страже своей: на скале или в небе. Таково сердце, заразившееся язвою неисцельною любви к заповедям Бога! И в этой-то любви — блаженство. В заповедях — не одно делание: в них сокровен и при посредстве их является духовный разум: от заповедей Твоих разумех, говорит Пророк. Всем сердцем моим взысках Тебе… Путь заповедей Твоих текох, егда разширил еси сердце мое!.. Поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбих зело!.. Благ мне {стр. 8} закон уст Твоих, паче тысящ злата и сребра!.. Возлюбих заповеди Твоя паче злата и топазия!.. В сердце моем скрых словеса Твоя, яко да не согрешу Тебе!.. Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретаяй корысть многу!.. Настави мя на стезю заповедей Твоих, яко тую восхотех [5].
Восходит солнце: люди спешат к занятиям своим. У каждого своя цель, свое намерение. Что душа в теле, то цель и намерение во всяком человеческом занятии. Один трудится, заботится для снискания тленных сокровищ; другой — для доставления себе обильных наслаждений; иной — для приобретения земной, суетной славы; наконец, иной говорит, думает, что его действия имеют целию государственную и общественную пользу. Наперсник Закона Божия во всех упражнениях, во всех делах своих имеет целию Богоугождение. Мир обращается для него в книгу заповедей Господних. Прочитывает он эту книгу делами, поведением, жизнию. Сердце его чем более прочитывает эту книгу, тем более просвещается духовным разумом, тем более разгорячается к течению по пути благочестия и добродетели. Оно стяжавает огненные крылья веры, начинает попирать всякий страх враждебный, переноситься через всякую пропасть, дерзать на всякое благое начинание. Блаженно такое сердце! Такое сердце: блажен муж.
Приходит ночь с ее тенями, с бледным светом, который издают ночные светильники неба, собирает людей с поверхности земной в их шатры, в их приюты. В этих приютах скука, пустота души; стараются заглушить свое мучение безумным развлечением; праздность, испорченность нравов предаются шумным увеселениям, и сосуды храма Божия — ум, сердце, тело — употреблены Валтасаром на употребление преступное. Раб земли, раб временных житейских попечений, едва вырвавшийся из забот, в которых он утопал в течение дня, приготовляет в тишине ночной новые заботы к следующему дню; и дни его, и ночи, вся жизнь — жертва суете и тлению. Теплится смиренная лампада пред святыми иконами, разливает томный свет в {стр. 9} ложнице [спальне или уединенной комнате. — Ред.] праведника. И он со своей заботой, с непрестающим, со снедающим его попечением. Он приносит в ложницу воспоминание дневной деятельности своей, сличает ее со скрижалями, на которых начертана откровенная человеку воля Бога, — с Писанием; недостатки в своих поступках, в помышлениях, в сердечных движениях врачует покаянием, омывает слезами; для возобновления и усиления подвигов просит у Неба новых сил, нового света. Благодатный свет, вышеестественная сила нисходит от Бога в душу, приносящую молитвы с болезненным ощущением нищеты, слабости, удобопадательности человеческой. Так день дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум [6]. Такая жизнь — неперестающий успех, непрерывные приобретения, приобретения вечные. Так живущий: блажен муж.