— Да уж, — покачала головой Рита, — парочка, может, и хорошая получится, только если сложится…
ГЛАВА 18
Закон подлости сработал безотказно. Стоило Вадиму провалиться в сон, как его тут же из этого провала выдернули. И вновь Гапонов.
— Значит, так. По поводу девчонки никакой новой информации у меня нет, — сказал он. — А вот по поводу дамочки, которую мотоциклисты зашибить пытались, кое-что имеется. Ребята мои байкеров прошерстили. Это как раз не шибко сложно — байкеры, они, как волки, в стаи сбиваются, и все их тропы мы знаем. Так вот, никто из них никаких наездов на твою дамочку не делал. И вообще у них в тот вечер полный глухняк был, никто почти не тусовался. Зато инцидентик возник — у одного пацана мотоцикл спёрли. Мотоцикл так себе, средненький, а пацан и вовсе плохой на голову. У пацана на Западном жилмассиве деваха живет, он к ней вечерком намылился, да ножками, видать, было лень, на автобусе западло, а на такси не по средствам, вот он на тарахтелке своей и прикатил. Ясно дело, в хату тарахтелку не попрёшь, так он её на цепь посадил у фонарного столба. Сколько-то там часов пооттягивался у подружки, а когда вывалился назад, только одну цепь со вскрытым замком и обнаружил. Рыдал там или матерился, не знаю, но в полицию попёрся. А в полиции, сам знаешь, особо когда байкер заявляется, не шибко-то когти рвут. Но всё-таки протокол составили и даже, уж не ведаю, как пацан сговорил, на место происшествия сержанта отрядили. Наверное, потому раздобрились, что до этого самого места метров триста всего топать было. Ну, притопали, а мотоцикл на месте стоит, к столбу приткнутый. В общем, радости полные штаны — и пацану, и ментам-понтам. Пацан тарахтелку свою не профукал, а менты-понты наверняка приписали себе раскрытие преступления по горячим следам. Вот ты теперь и соображай: похоже, кто-то драндулет специально ради твоей дамочки умыкнул, попользовал и, чтобы лишних проблем не создавать, обратно на место вернул.
— Получается, неслучайно все это… — проговорил Борисевич. — Не просто хулиганье какое-то…
— Ну, похоже, что так. Со смыслом. Если, конечно, мотоцикл — тот и воры — те. В общем, информацию я тебе слил, а ты уж соображай.
Гапонов испарился из эфира, а сон улетучился в окно. Вадим поёрзал в постели, поворочался с бока на бок, улегся на спину и уставился в потолок злыми глазами. Вот ведь зараза! Сегодня у него был тяжелый день, а завтра, похоже, будет еще тяжелее, и нужно быть выспавшимся, бодрым и свежим. Но не получается! Не зря говорят, что бессонница изматывает не вынужденным бодрствованием, а вынужденными мыслями. Ладно, если пустыми, но чаще — тревожными. Борисевичу вдруг и в самом деле стало тревожно.
В своей прежней военной жизни он не раз имел дело с психологами, однако не потому, что испытывал потребность, а потому, что такого общения требовала его работа. Вадим не любил и по большому счету побаивался психологов, которые ему напоминали охотников, хитро расставляющих свои ловушки.
С Казиком по идее всё должно было сложиться иначе. Это Вадим расставлял ловушки, но его не отпускало ощущение, что в любой момент он сам ухнет в какую-нибудь яму, или услышит лязг капкана, или запутается в хитро сплетенной сети.
Он рассказал Казику историю, в которой правдой были две любовницы и ещё одна женщина, блуждающая где-то рядом, но сущим враньем — терзания на сей счет. С какой стати ему терзаться? Он кому-то что-то должен? Или он кому-то из двух женщин что-то недодает? Они вполне довольны, а он встречается сначала с одной, потом с другой, и это создает гармонию в его жизни. Если понадобится, он закрутит роман и с Маргаритой Еланцевой и тоже, без сомнения, будет на высоте, и отнюдь не станет мучиться угрызениями совести.
Но перед Казиком он изображал из себя человека в сомнениях, с подчеркнутым вниманием слушал всякие психологические словеса, одновременно стараясь прикрыть собственную душу и проникнуть в чужую. Это была тяжкая работа, от которой у Вадима через час вспухла голова, но эта работа, увы, не принесла какого-то конкретного результата. Он так и сказал Грибановым, когда приехал к ним домой после сеанса у Казика: без сомнения, умный и, скорее всего, хитрый, но непонятно, зачем он понадобился Лагутину.
— Пожалуй, здесь больше подошла бы женщина… — задумчиво проговорил Александр Дмитриевич.
— В каком смысле? — не понял Вадим.
— Я просто думаю, женщина могла бы понять этого психолога лучше. Психологи больше расположены к женщинам. — И Грибанов посмотрел на мать.