— Подожди, разболтался. Будто кто-то идет…
— Это я! — в дверь заглянула Нюра. — Вы долго еще будете? Мне пора домой.
— Подвези девку, — сказала Варвара Сайкину.
— А ты?
— Мне еще дежурить.
— Десять часов! Какое дежурство?
— А у нас теперь новый график.
— Врешь ты, Варвара.
— Спроси Нюру. Ну ладно, подожди. Через полчаса все вместе поедем. Так, говоришь, очередь подходит на «Москвича»?
— К декабрю чтоб деньги были, предупреждают.
— Наберешь?
— Еще меду продам. Хряка подвалю.
— Слышь, Нюра! Филипп обещает в Москву свозить. Поедем на пару?
Нюра зажмурилась:
— Всю жизнь мечтаю прокатиться на легкаче.
Варвара хохотала, дурачилась. Сайкин удивлялся:
«Отчего это ее так разбирает?» Ему было невдомек, что у неестественно возбужденной Варвары поминутно замирало сердце и слух обострялся: не идет ли Саша?
Так они допоздна пробалагурили в красном уголке, и Варвара еще не раз тревожно поглядывала на окно и грубо обрывала Сайкина на полуслове, но Саша не приходил. Наконец все трое сели в повозку и покатили в хутор. Возле правления толпился народ: не то собрание, не то происшествие. Варвара велела Сайкину остановиться, проворно спрыгнула с повозки, пошла к толпе. Вон где, оказывается, пропадает ее дружок!
3
Сашу неожиданно вызвали в правление колхоза. Издали он увидел свет во всех окнах и народ на крыльце. В кабинете председателя расположилось районное начальство, и Саша лишь с третьего раза попал кепкой на крючок: сильно волновался.
Василий Никандрович Бородин устроился за письменным столом (председатель был в области по каким-то делам), а рядом стоял Дмитрий Дмитриевич Рубцов, «командировочный», как его звали в хуторе. Он был в военной форме без погон, подтянутый, серьезный, только поперечная трещина на стекле очков нарушала иконописную строгость его лица. В послевоенные годы галифе и гимнастерка были излюбленной одеждой ответработников, но это увлечение давно прошло, и то, что Рубцов упорно продолжал носить военную форму, делало его личность в некотором роде загадочной.
— Цымбал прибыл, Василий Никандрович, — сказал он, кивая на Сашу.
Бородин с любопытством повернулся к парню. На фотографии в комсомольской учетной карточке он видел его с взъерошенными, непокорными, кое-как приглаженными послюнявленной ладонью волосами и вытаращенными глазами, словно загипнотизированного объективом. «Святая наивность», — подумал тогда Бородин, но теперь перед ним был довольно расторопный молодой человек, правда, немного тушевался. А Саша ожидал, что вот секретарь сейчас и спросит: «А как у вас моральная сторона, товарищ Цымбал? Доходят до меня слухи…» Камнем лежала на сердце Варвара, и казалось, что каждый райкомовец только не говорит, а в душе осуждает Сашу за аморальное поведение. Но Бородин протянул руку и крепко пожал:
— Будем знакомы!
В кабинет уже зашли все, кто помогал секретарю вытащить «Волгу» из болота. Безусые крепыши расселись на стульях, на диване и подоконниках. В другое время на такое не решились, побоялись бы начальства, но Бородин был земляк, свой.
«Этих война не тронула, — подумал Василий Никандрович, рассматривая хуторских парней. — Они не знают, чем пахнет передовая, чего стоит оторваться от земли и побежать навстречу пулеметной очереди, как засыпать и просыпаться с мыслью о войне и смерти». Об этом он думал всегда, останавливая свой взгляд на тех, кому около двадцати, и часто задавал себе тревожный вопрос: выстоят ли, выдержат, доведись им такие же испытания, какие в юности выпали ему, Бородину? Но сейчас пришла в голову другая мысль. В сороковых годах он был точь-в-точь таким же юнцом, как и они, а в двадцатых таким же был его отец, и в первую революцию, наверное, его дед… Конечно же выдержат, конечно же выстоят!
Бородин достал из кармана кукурузный початок, выломанный в поле недалеко от хутора, содрал «рубашку», большим пальцем порушил на стол зерно:
— Перестояла. На силос уже не годится.
Саша Цымбал согласно кивнул головой и помрачнел.
— Где же были комсомольцы? Почему не забили тревогу, не протянули виновных в «Колючке»?
Захар хохотнул:
— Надо бы! Ох как надо бы!
— Ладно тебе, Наливайка! — сердито одернул его Саша.
Но Захар вдруг вспылил, вскочил со стула и зло бросил:
— Кого бы первого я посадил на колючку, так это командира дружинников!
— Есть за что? — Бородин с любопытством посмотрел на взъерошенного парня.
Саша обомлел, ожидая услышать что-нибудь про Варвару. Притихли и хлопцы.