— Колдун наколдовал.
Лида пожала плечами, но ее разбирало любопытство: похоже, что сон сбывался.
— Ладно. Сейчас уберусь, — сказала она, отходя от окна.
Филипп повел ее по берегу Ивы, по камышам, сквозь заросли терновника и вишни, к Качалинской балке. Они поднялись по стежке, выбитой овцами и козами, вдоль чистого ручья, к старым кленам. Над меловым обрывом, неподалеку от бившего из-под земли студеного ручья, в зелени кустов, темнел лаз. Филипп юркнул в него на четвереньках. Но Лида заколебалась: и любопытно и боязно.
— Полезай. Что тут есть, — позвал Филипп, шурша листьями, и Лида на корточках вползла в шалаш. После дневного света здесь было темно, она видела лишь белое глуповато-восторженное лицо Филиппа. В шалаше пряно пахло завянувшей травой, снаружи доносился плеск ключа. Глаза постепенно притерпелись, и Лида увидела на земле примятый овчинный зипун, а на сколоченном из жердей столике с неотесанными ветками — миску крупной спелой клубники. Похоже, что Филипп провел в шалаше не один день.
— Мировой теремок? — спросил он самодовольно.
— Какой же это теремок? Халабуда.
— Кому халабуда, а кому царский теремок, — сказал Филипп загадочно. — Давай здесь вместе жить, а?
— Выдумал же!
— А что? Не пропадем. Хочешь клубники? Я у тетки Семеновны на грядках набрал. Там ее пропасть. А голубей ела? Лучше курятины. — Он развернул лопуховые листья, и на жерди вывалились общипанные, зажаренные на костре тушки. Филипп первый принялся есть, кивая на стол: — Бери, что ты?
— Не хочу.
— Э, дурная. Знаешь, как вкусно. Бери!
Филипп развалился на зипуне, как добропорядочный хозяин. Но Лида поджала ноги, оплела их руками и голову положила на колени. Она перехватила какой-то странный, загадочный взгляд Филиппа, смотревшего на ее ноги, покраснела, вытянула моги вдоль шалаша и натянула на колени подол.
— Чего же ты не ешь? — приставал он, придвигая поближе к Лиде жареную тушку.
— Зачем ты голубей бьешь? — хмуро спросила она.
— А что? С голоду дохнуть?
— Живодер!
— Ха, живодер. Ну и пусть.
— Я тебе покажу, как голубей бить!
— Ха, покажет. Откуда ты взялась такая храбрая? Сейчас пойду еще наловлю. У меня силки есть.
Филипп поднялся было, но Лида со всей силы толкнула его в грудь. Он повалился на спину. Халабуда затрещала и рухнула. Борьба шла молча и закончилась в какую-нибудь минуту. Девочка выбралась из-под веток и побежала в хутор, с испугом оглядываясь назад, на ходу вытирая рукавом потное лицо и тяжело дыша. Но погони не было.
Этот случай она припомнила теперь, когда вместе с Васей сидела в засаде.
— Я один справлюсь, — говорил Вася, крепко сжимая ей руку и с волнением всматриваясь в дорогу, по которой не спеша, вразвалку шел Филипп.
Однако оба пали наземь: Вася — с расквашенным носом, а вступившаяся за него Лида — с распоротым платьем от ворота до пояса. Филипп посмеивался: «Ну кто еще — подходи!» Щуплые подростки были не ровня крепышу Филиппу. У речки они смывали кровь, чинили платье, а потом бродили по садам, ожидая темноты, чтобы незамеченными пробраться домой.
Расставаясь, Вася спросил Лиду:
— Как ты одна живешь? Худо?
Она засмеялась:
— Не до жиру, быть бы живу.
— За что твоего отца выслали? Богатый был, да?
— А что? — Лида вспыхнула, вызывающе взглянула на Васю.
Говорили, что она отказалась ехать с отцом на Выселки и теперь жила одна. По воскресеньям к ней наведывалась тетка из соседнего хутора Веселого.
— Ты стесняешься со мной дружить, да? — спросила Лида.
— Вовсе нет.
— Да, да! Я вижу. Можешь больше не приходить ко мне. — Она отвернулась и всхлипнула.
— Ну что ты выдумала! — Вася повернул Лиду лицом к себе и прижал к груди, удивляясь своей смелости и еще больше тому, что так просто все получилось. Девочка неожиданно доверчиво прильнула к нему. Она была беззащитна и слаба, вовсе не гордячка, какой казалась до этого, и Вася растерялся, не зная, что делать, как утешить Лиду, плечи которой вздрагивали от рыданий.
— Вот они где прячутся! — послышалось совсем рядом. Вася увидел пионервожатого, ребят из класса, злорадно ухмылявшегося Филиппа.
— Любовь до гробовой доски! — съязвил он.
Ребята хохотнули.
— Позор! — сказал пионервожатый. — Придется твое поведение, Бородин, обсудить на собрании.
Было собрание, Васю хотели исключить из дружины. Нападки казались ему несправедливыми, больше всего потому, что доносчиком был Филипп. Но об этом почему-то умалчивалось.
«Все равно буду дружить с Лидой», — упрямо твердил себе Вася, выбегая из школы после собрания.