— Ну вас, пересмешницы. Надо было, и надела.
Семеновна переступила через юбку, которая легла к ее ногам, как парашют, и прямо в нижней рубашке полезла в воду, присела, заохала, заахала. Полотняная рубашка надулась пузырем.
— Где же твой купальник, Семеновна? — крикнули ей с берега, смеясь. — Не стесняйся, снимай рубашку.
— Нечего вам смотреть на мои грехи, — добродушно отозвалась Семеновна, плескаясь водой.
— Зачем же ты в штаны козу нарядила? — допытывались с берега.
— А знаете, зачем? — Варвара плутовато стрельнула глазами на Семеновну. — Оказывается, козленок сиську сосал, мало тетке молока оставлял. Ну не умора Семеновна, чего придумала, а?
Бабы охнули и залились смехом. А Семеновна, будто это ее и не касалось, сидела на корточках, плескала воду на грудь, на плечи и покряхтывала от удовольствия.
Женщины взяли под обстрел молодых. Начались намеки и ухмылки.
— Вот уберем урожай и погуляем на свадьбе.
— Много нынешний год свадеб ожидается.
— Кто же выходит замуж? Не та ли вон курносая?
Все посмотрели на смутившуюся Нюру, которая как сидела с платьем, прижатым к груди, так и осталась на месте, стыдясь своей наготы.
Варвара усмехнулась, покосилась на Елену:
— Вы до сих пор не знаете? Такой свадьбы вам в жизни не видать.
— Эх, бабоньки, я бы браги наварила! — отозвалась Семеновна.
— А я бы «казачка» сплясала!
Варвара разделась догола, гибкая фигура ее напомнила очертания скрипки. Сверкнув белыми бедрами, пряча в скрещенных руках груди, она с размаху плюхнулась в воду, и тихая речная заводь заходила ходуном.
— У, бессовестная, — сказала ей вслед Семеновна, загораживаясь от брызг.
Елена позавидовала полноте Варвары, сняла платье, легла на горячий песок, разбросав свои длинные ноги и закинув за голову руки. До чего же досужи хуторские бабы! Все им нужно знать, всюду они суют свой нос. Ну и пусть намекают, пусть подшучивают! Она им не откроется, ничего не скажет.
— А вы знаете, бабоньки, в хуторе Веселом сестра у брата объявилась, — сказала Семеновна и почему-то посмотрела на Елену.
— У кого же?
— У Матвея Стрельникова.
— Что ты мелешь! У него сестра в неметчине погибла.
— А вот не погибла, объявилась.
— Ну и брехать ты мастерица, Семеновна!
— Да что тут удивительного, ей-богу! — сказала Нюра. — Почитайте газеты. Сейчас только об этом и пишут. То родители разыскали детей. То дети родителей. Недавно я читала: пятнадцать лет мать не видела свою дочь, в концлагере их разлучили, думала, уже в живых нет, а дочь ее здорова, да какая красавица выросла, живет в Польше, замужем. Воспитывалась у приемных родителей. Все вместе и приехали к нам в Россию. Сколько слез, сколько радости было!
— Неужто через столько лет встретились?
— Вот чудеса-то!
— Посмотреть бы на Стрельникову сестру.
— Слушайте вы эту Семеновну! — сказала Варвара, склонив голову набок и выжимая из волос воду. — Все она перепутала. Это к секретарю Бородину бывшая жена Лида из Москвы приехала, вся расфуфыренная, и вагон барахла с собой приволокла.
Варвара, заметив, как смутилась, зарделась Елена, повеселела, даже сама покраснела от удовольствия.
— Да ну! — загомонили бабы, и пошли тут суды-пересуды. Бабы говорили как бы между собой, но Елене казалось, что это всё для нее.
После купанья лугом двинулись в хутор, отряхивая и вороша на ходу влажные волосы, вытирая мокрые лица косынками. Ноги по колено утопали в разнотравье. Подходило время второго укоса.
— Девчата, а цветы нынче какие!
— А ромашки сколько! А чебреца! — раздались отовсюду возгласы.
— Давайте венки плести.
— Старые мы для этого. Вот ежели только Семеновне увенчать голову, она у нас еще в девках ходит.
Женщины, смеясь, разбрелись по лугу. Тонкая белая полоска тумана, выползшая из приречных садов, надвое пересекла стог сена, и верхняя его часть шапкой повисла в воздухе. Из-под куста две крупные ромашки с любопытством смотрели на Елену желтыми глазами в лепестках ресниц. А дальше все было покрыто желто-белым цветом. Елена нарвала целую охапку ромашек и увидела нежно-голубые незабудки. Попались и красные маки с непрочными, осыпавшимися от порывов ветра лепестками, и даже семейка мраморно-белых тюльпанов, время которых уже прошло. На лугу, под увеем подступившего вплотную сада, словно вновь расцвела весна. Елена обрадовалась редким в это время года цветам, рябило в глазах от красок. Букет получился пестрый, в него попал и ворсистый, мягкий, как пух, шалфей, и одуванчик, и львиный зев, и пахучая мята. Елена сидела в траве, вытянув ноги, перебирая в подоле платья цветы. А что, если сейчас заявиться к Бородину? Мысль эта показалась дерзкой и заманчивой. Кто же все-таки приехал к нему? Неужто на самом деле объявилась жена из Москвы? Но в это не верилось. Врет, наверное, Варвара, все старается чем-нибудь досадить.