Дома Елена рассыпала цветы на столе и никак не могла от волнения подобрать букет. Бросила, стала переодеваться.
За окном, в палисаднике, негромко постанывал Филипп Артемович, он долго пролежал в постели и лишь второй день как стал выходить во двор.
— Ты куда? — спросил он, когда Елена спускалась по ступенькам крыльца.
— Варвара говорит, что к секретарю Бородину бывшая жена Лида из Москвы приехала… Дядя, что с вами?
Филипп Артемович как сидел на скамейке, так и обмер, сделался белее стены и зашарил в воздухе руками, точно слепой искал опоры.
— Да что с вами, дядя? На вас лица нет! Я вам сейчас воды принесу.
— Не… не… не может быть.
— Что не может быть?
— Не может быть, чтобы Лида…
— Да все говорят.
— Не может быть! — сказал Филипп Артемович, немного оправившись. — Иди, иди узнай, потом мне расскажешь. А я пойду полежу, весь день плохо мне сегодня.
Елена, поддерживая Филиппа Артемовича под руку, осторожно повела в комнату. Совсем он оплошал. В теле никакой силы, руки повисли плетями. Под глазами синие тени…
Букет цветов она забыла на столе и по дороге в райцентр воображала разные сцены при встрече с Бородиным. То он захлопнет перед нею дверь, как перед чужой, не сказав ни слова, то вместе с женой посмеется над ее растерянным видом. Она ускорила было шаг и вдруг остановилась как вкопанная: стоит ли идти к Бородину?.. Как со дна пруда потревоженные затонувшие листья, в памяти всплывали давние разговоры, мысли, впечатления. Она почему-то вспомнила приезд в город Филиппа Артемовича, вспомнила, как ей было тогда неудобно. Мужичок в сапогах, потертом рыжем пальто, шапке-ушанке, плохо выбритый, и высокая, с благородным лицом и тонкой фигурой, модно одетая девушка. Мужичок смотрит на нее с благоговением, радуясь, что у него такая красивая дочь, и в то же время чего-то стесняется. Дочери тоже неловко, оба больше молчат, чем разговаривают. Филипп Артемович спросит что-нибудь несущественное, и Елена без интереса ответит. Теперь она думает об этом, стыдясь, жалея Филиппа Артемовича, и боится, что вот так же свысока посмотрит на нее Бородин и она рядом с ним будет робеть, молчать. И ее давнее предчувствие, как во время болезни Никиты нефритом, оправдается.
Повстречалась Варвара и, словно все понимая, полезла в душу:
— Чудачка… Зачем ты ему нужна? Ты хотя бы у своего отца узнала, кто ему все время письма шлет.
Елена замкнулась, сердито сдвинула брови.
— До чего же дуры бабы, столько страданий принимают от мужиков. Пусть лучше они за нами бегают. — Свинарка была настроена миролюбиво, и в голосе никакой насмешки, только сочувствие. — Пойдем, Елена, выпьем по стаканчику красного, развеем тоску. Я ведь зла на тебя не имею. А ты на меня?
— Отстань, Варвара, нету у меня охоты ни пить, ни разговаривать.
— Выбрось из головы этого человека, не нужна ты ему.
— Что ты встреваешь не в свое дело!
Елена, осерчав, прибавила шаг, а Варвара, спокойная и безучастная, медленно затянула концы цветастой шелковой косынки, усмехнулась и отстала.
8
— Ох и напугалась я!
— Что случилось?
— Девушка вбежала в комнату, долговязая такая. Запыхалась. Увидела меня и сделала круглые глаза. Ничего не сказала, шмыгнула в темноту. Ты представляешь?.. Я обомлела. Сижу и думаю: «Может, мне почудилось?»
Лида растерянно посмотрела на Бородина, вставая со стула, чтобы помочь ему освободиться от покупок. Она была в узких брюках и яркой клетчатой ковбойке с распахнутым воротом. Костюм этот ее молодил и делал похожей на паренька.
— Чу! Ты слышишь? — Она испуганно обернулась к окну. В палисаднике затрещали ветки. Бородин широко распахнул створки, перегнулся через подоконник. На него дохнуло сыростью, тонким запахом белоголовых «дубков». Тишина стояла дремотная, спокойно текущая, как степная речка. О такой тишине мечтают жители больших городов. Отдаленный лай собаки, песня сверчка на дереве, скрип колодезного журавля ничуть не нарушали этой тишины, а, напротив, были ее необходимой частью, как мелодия в песне. «При-ходила Елена», — подумал он и оставил окно открытым.