— Чья ты будешь? — спросил он попутчицу, беря за руку. — Что-то я тебя не знаю.
— А зачем тебе знать? — она не высвободила руку, продолжая лукаво улыбаться.
— Наверно, из Веселого?
— А тебе зачем?
— Все-таки любопытно.
— Будешь все знать, быстро состаришься.
— Вон ты какая! — Девчонка Захару сразу понравилась, он почувствовал себя с ней на редкость свободно и легко. Видно, и Захар пришелся ей по душе.
— Давай встретимся! — вдруг предложил он.
— Зачем?
— Как зачем! Разве я тебе не понравился?
— Смотри, какой задавака!
— Так встретимся?
Девушка пожала плечами:
— Где же?
— В клубе.
— Когда?
— Завтра.
— Ну давай.
Дома Захар вспомнил, что так и не выпытал у девушки имени и не узнал, где она живет. Это его обеспокоило. В темноте он плохо разглядел лицо, а теперь испугался, что и она его не узнает. Собираясь на свидание, он тщательно вымылся, выбрился, надел рубашку с вышитым воротником, надушился, взял баян. На него возлагались большие надежды: Захар задумал сделать сюрприз незнакомке. Долго стоял перед зеркалом, откидываясь назад, поправляя чуб, брызгаясь одеколоном. Флакон убавился наполовину. И тут спохватился, что опаздывает. На часах — половина девятого, а свидание назначено в восемь. Сердце заныло, когда он открыл дверь клуба. В фойе никого. Значит, танцев нет. Как же он забыл, что сегодня концерт художественной самодеятельности! Дверь в зал была закрыта, и Захару пришлось долго просить, чтобы его впустили. Он бегло оглядел полуосвещенные ряды, надеясь узнать знакомое лицо. Но это было все равно что искать иголку в мешке соломы. На Захара зашикали, и он, согнувшись в три погибели, стал пробираться на свободное место. На сцену вышли девушки в ярких сарафанах. Захар любил художественную самодеятельность и пытался сам участвовать в драмкружке но, несмотря на все старания, был признан бесталанным и лишь иногда приглашался для аккомпанемента на баяне. В клубе работал штатный баянист, и Захар ему позавидовал. Он во все глаза смотрел на сцену, где две девушки, подбоченясь и подмигивая, исполняли частушки, вовсю стараясь одна перед другой. Вон та справа чем-то напоминала вчерашнюю незнакомку.
— Откуда эта самодеятельность? — спросил Захар у соседа. — Как будто у нас таких нет.
— Из Веселого.
Захар причмокнул. Наверное, она. Но та была смуглой, черноволосой, а это белокурая и светлая лицом. Может, изменилась при электрическом освещении? Захар уже не доверял своей памяти, внимательно присматривался к девушкам в соседних рядах, привстал со стула, но на него снова зашикали. Пришлось сесть. Тяжко вздохнул. Те две, закончив выступление, посмеиваясь, убежали со сцены. Без перерыва конферансье объявил спектакль. Захар сидел как на иголках.
Занавес раскрылся. На сцене за столом небрежно подписывал бумаги Саша Цымбал с обвислыми запорожскими усами. Он играл роль. председателя колхоза. Захар усмехнулся: до чего же не шли ему, рыжеволосому, эти черные нелепые усы. Сашка покручивал их без причин, и Захар стал бояться, что они отклеятся. В постановке участвовал бригадир «три», представлявший шабашника. Взяли его, видно, за огромный рост и угрюмое лицо. За весь спектакль он произнес лишь одну вымученную фразу, остальное время переминался с ноги на ногу и часто моргал глазами. Как только он появился на сцене, Захар громко хохотнул, а когда сердито уставился в зал, явно отступая от режиссерского замысла, Захар в приступе веселости подскочил на стуле и схватился за живот. Играл еще кто-то из хуторских, но был настолько измазан гримом и одет в такой невероятный костюм, то ли женский, то ли мужской, что Захар, как ни старался, не мог признать актера, который, как видно, и сам этого не хотел. Но в общем постановка шла гладко. Захар обернулся к Елене, сидевшей сзади: нравится ли? И с удовлетворением отметил, что Елена улыбалась. Значит, нравилось.
По ходу действия выяснилось, что шабашники оставили колхоз в большом убытке.