— Елена Павловна, вы мне можете уделить пару минут внимания?
— Хоть десять!
— Я вас об одном деле хочу просить. Можете вы меня выслушать?
— Попробую.
— Вам, конечно, наплевать на меня. Вы, конечно, про себя посылаете меня к черту. Сидит, мол, сопляк, без него тут вроде не обойдутся.
— Вот чудак! К чему это предисловие? Кем ты меня считаешь? Бюрократом, что ли? — Елена рассердилась и резко сунула по столу бумаги, которые собиралась читать.
А Захар продолжал невозмутимо:
— Теперь вижу, что моя персона вас заинтересовала. Теперь вы не отмахнетесь от меня.
— Да в чем дело?
— Хочу жениться! — От волнения у Захара внутри все охолонуло.
— Нашел наконец веселовскую невесту? — Елена насмешливо сощурила глаза.
— Откуда вы про веселовскую невесту знаете? — удивился Захар.
— Да весь хутор только об этом и говорит.
Захар смутился.
— Невеста у меня не веселовская — из наших, таврических. Только помощь ваша нужна.
— В сватовстве?
— Дом буду строить. Поможете?
— Конечно. Пиши заявление. — Елена даже повеселела от того, что у Захара все хорошо устраивалось.
Он тут же, за столом, начал писать, но остановился на полуслове, задумался, отложил ручку.
— Ну что у тебя? — Елена взяла листок. — А жена кто?
— Ладно. После напишу.
— Почему же после?
— Да не знаю, согласится ли она?
— За кого же ты сватаешься?
— За Нюру… свинарку.
— A-а, вон за кого! Передай ей от меня привет. Скажи, что я обязательно буду на вашей свадьбе.
«Зачем я признался, вот дурило! Опозорюсь на весь хутор», — подумал Захар, выходя из правления и снова, как уже не раз за последнее время, ощутил неприятный холодок у самого сердца. Он рассчитывал застать Нюру дома одну, но на пороге его встретила мать. Парень повернул было назад.
— Заходите, заходите. Вы за бреднем? Кажется, у ваших Нюра брала бредень?.. Гость к нам пришел! — крикнула она в комнату.
Захар вошел в хату, предчувствуя новые испытания. В горнице на столе возвышалась миска с вареными раками, будто горка красных углей. Нюра и лысоватый мужчина трещали панцирями, ели раков. Этот лысый надел очки, чтобы разглядеть вошедшего. Захар сразу признал в нем командировочного. Дмитрий Дмитриевич Рубцов был в белой рубашке с расстегнутым воротом, раскраснелся. Перед ним стояла пустая рюмка, а бутылку с водкой, наверное, предупредительно спрятали под стол. «Жадюги», — подумал Захар. Нюра, увидев на пороге застывшего в смятении парня, тоже смутилась и опустила глаза. Захар сообразил: «Я тут, выходит, третий лишний!»
— Присаживайтесь, — засуетилась мать. — Раки вот. Угощайтесь. Где бутылка?.. Дочка, налей гостю.
— Да нет. Я на минутку. Пойду.
Пятясь к двери, Захар покосился на командировочного и заметил, как тот злорадно усмехнулся.
— Куда вы спешите? Позавтракайте с нами, — искренне обиделась Нюрина мать, и Захар упрямо, назло всем чертям, сел за стол. Он не поднимал глаз от миски, ожесточенно вывертывал ракам клешни, ногтем большого пальца выскребывал розоватую мякоть внутри панциря, аппетитно чмокал губами и неожиданно поперхнулся. Да такой взял его кашель, что лицо сразу стало бурячного цвета, на шее вздулись вены, а глаза полезли из орбит. Захар ошалело завертел головой. Нюра давилась от смеха, закрываясь рукой. Командировочный от удивления перестал есть. Захар почувствовал, как неотвратимо рушатся его надежды. Он пришел немного в себя, разыскал наконец платок, но новый приступ кашля, еще сильнее прежнего, окончательно убил его. Ни слова не говоря, он кинулся к двери.
— Подождите! Куда же вы?
Захар обернулся. В светлых голубых глазах Нюры было столько доброты и участия, что он остановился в нерешительности:
— Я сейчас.
Когда Захар вернулся, Нюра и командировочный сидели за столом как ни в чем не бывало. Перед Захаром уже стояла граненая рюмка, да такая полная, что, когда он поднял ее, водка пролилась на руку. Он снова покосился на командировочного. Тот глядел куда-то в потолок.
— Это вам штрафная, — сказала Нюра, и Захар отметил в ее голосе незнакомую нежность. Он смело опрокинул в рот водку и достал из кармана свою пол-литру, вызывающе поставил на стол, опять немало удивив командировочного… Как это нередко бывает в таких переплетах, Захар понимал, что делает глупость, но, вместо того чтобы оставить все и уйти, он вдруг громко заявил вошедшей в комнату Нюриной матери, которая несла к столу закуску: