Plewczyński, M. Wojny I wojskowość polska w XVI wieku / М. Plewczyński. — T. II. Lata 1548–1575. — Zabrze, 2012.
Выписка из посольских книг о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. // Памятники истории Восточной Европы. — Источники XV–XVII вв. — Москва-Варшава, 1997.
Книга посольская метрики Великого княжества Литовского, содержащая в себе дипломатические сношения Литвы в государствование короля Сигизмунда-Августа. — Т. I. (с 1545 по 1572 год). — СПб., 1845.
Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // ПСРЛ. — Т. XIII. — М., 2000.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. — Т. III (1560–1571) // СбРИО. — Вып. 71. — СПб., 1892.
Попис войска литовского 1567 г. // Литовская метрика. — Отдел первый. Часть третья: Книги Публичных Дел. Переписи войска Литовского. — Петроград, 1915.
Разрядная книга 1475–1598. — М., 1966.
Разрядная книга 1475–1605. — Т. II. Ч. I. — М., 1981.
Разрядная книга 1550–1636 г. — Т. I. — М., 1975.
Шлихтинг, А. Новое известие о России времени Ивана Грозного / А. Шлихтинг // Гейденштейн, Р. Записки о Московской войне (1578–1582). Шлихтинг, А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. — Рязань, 2005.
Штаден, Г. Записки о Московии / Г. Штаден. — Т. 1. — М., 2008.
Kronika Marcina Bielskiego. — T. II. — Sanok, 1856.
Синица в руках польского короля
Осенью 1567 года Иван Московский и Сигизмунд Польский так и не довели начатое до конца, свернув военные сборы и разойдясь в разные стороны. Официальная московская версия объясняла решение царя осенними дождями и распутицей. Добавим к этому проблемы со снабжением, мор, пресловутый «человеческий» фактор — и всё, картинка сложилась. Мотивы Сигизмунда, по мнению исследователей, лежали в области политической интриги: король хотел повлиять на литовскую магнатерию в попытке «продавить» польский вариант унии двух государств, польского и литовского. А особую силу столь необходимые ему голоса шляхты имели в военном лагере. Выходит, всё дело, с одной стороны, заключалось в «обстоятельствах непреодолимой силы», а с другой — в хитро закрученной политической интриге. Однако есть и иные версии, объясняющие столь странный исход осенней кампании 1567 года.
Отмотаем ленту времени назад, в начало лета 1567 года. Пока литовские приставы кружным путём, с долгими остановками доставляли московское посольство в Гродно, в Полоцк из Литвы прибыл человек князей Воротынских, некто Ивашка Козлов. С собой он привёз тайные королевские послания, адресованные наиболее влиятельным и «дородным» московским боярам, «столпам царства» — князьям И.Д. Бельскому, И.Ф. Мстиславскому, И.М. Воротынскому и наместничавшему в то время в Полоцке боярину И.П. Фёдорову.
Грамоты составлялись по инициативе жмудского старосты и великого маршалка Великого княжества Литовского Яна Ходкевича. Выбор их адресатов вряд ли был случайным. Князь И.Д. Бельский накануне Полоцкой войны пытался было бежать в Литву, заручившись «опасной» грамотой от Сигизмунда, но по дороге был перехвачен, арестован и некоторое время провёл под стражей. М.И. Воротынский за упущения по службе (в 1562 году он не слишком удачно действовал против крымцев) попал в опалу и тоже оказался под стражей. В опале у юного Ивана Грозного побывал и Фёдоров: в 1546 году он едва не лишился головы вместе с князем И.И. Кубенским, боярином Ф.С. Воронцовым и дмитровским дворецким В.М. Воронцовым. Пока его подельникам рубили головы, «боярина и конюшего Ивана Петровича Федоровича в те же поры ободрана нага дръжали, — писал составитель Постниковского летописца, — но Бог его помиловал, государь его не велел казнити за то, что он против государя встречно не говорил, а во всем ся виноват чинил». Можно было рассчитывать на то, что у кого-нибудь из московских аристократов взыграют старые обиды и получится повторить историю с князем Андреем Курбским, который, кстати, был в те времена не единственным высокопоставленным эмигрантом из Московии в Литву.
По словам отечественного историка А.А. Зимина, в письмах польского короля выражалось лицемерное сожаление, что в России «нужа творится над «великим людми, так середними и меньшими». Продолжая рассказ об этой странице тайной войны между Москвой и Вильно, исследователь отмечал, что «пытаясь сыграть на феодальной спеси московских вельмож, Сигизмунд II удивлялся, как это так Иван Грозный «унизил» И.Д. Бельского, сделав его всего-навсего владимирским наместником, а И.Ф. Мстиславского — новгородским». «Льстя М.И. Воротынскому, — продолжал историк, — король писал, что его род по своей знатности не уступает великим князьям московским». Наконец, «не забыл король и того, что Иван IV хотел «кровопроливство вчинити» над И.П. Фёдоровым». В общем, перечислив все унижения и обиды, которые нанёс Иван своим вельможам, король вместе со жмудским старостой «всем этим вельможам за измену московскому царю сулили почести и даже «уделы» в Литве, а гарантией исполнения обещаний являлся пример Курбского».