Все утро Алекс провел в нудных хождениях по нескончаемым коридорам больницы и выполнении обязательных медицинских процедур: перевязка, анализы, беседа с лечащим врачом. Радовало одно — ум наконец-то прояснился, а головная боль практически исчезла, как и монотонный гул в ушах.
Немного поплутав по коридорам, Алекс вернулся в палату, как раз к обеду. Водянистая жижа с двумя кусочками картошки и рыбными консервами, пресные макароны с сосиской, два куска черного хлеба с маслом и чай, больше похожий на подкрашенную воду.
— Мда, негусто, — бубнил Алекс, ковыряя макароны вилкой, — с таким питанием точно можно быстро поправиться? Видимо, я им понравился, и меня хотят оставить тут подольше.
Кажется, на какое-то время отсутствие воспоминаний перестало смущать Алекса. Он просто принял это, решил покорно ждать и следить за развитием событий. К тому же, дама в очках сказала, что потеря памяти, скорее всего, кратковременная и связана с сильным эмоциональным потрясением.
Алекс, конечно, пытался выпросить у персонала вещи, в которых его доставили в отделение. Но в просьбе ему было вежливо отказано той самой тучной медсестрой в розовом хирургическом костюме. Как бы комично это ни звучало, её звали, как героиню тысяч анекдотов — Марья Ивановна. Его просили подождать до завтра, когда придет кто-то с ключами от хранилища. Делать нечего. Алекс коротал время за прочтением первой попавшейся книги своего соседа по палате, кажется, это была «Мастер и Маргарита» Булгакова. Сам того не заметив, Алекс уснул за чтением.
Открыв глаза, он обнаружил, что за окном глубокая ночь, а обитатели палаты спят беспробудным сном.
— Как же хочется ссать и курить, — подумал Алекс, вставая с кровати.
Выйдя из палаты, он заметил, что её номер подсвечивается. Надпись размещена на небольшом прямоугольном плафоне, внутри которого спрятана маленькая лампочка небольшой мощности. Её едва хватало, чтобы осветить номер временных аппартаментов. Признаться, до этого Алекс вообще не обращал на табличку никакого внимания, хотя многократно заходил и выходил из палаты. Он начал постепенно осознавать, что перестал быть собой в привычном для себя понимании. Но кто он сейчас, и что на него так повлияло, оставалось загадкой, которую требовалось разгадать.
— Ха! Палата № 6! Вот те раз! — с восклицанием, но еле слышно произнес Алекс и направился в другой конец коридора, где находился мужской туалет.
Медленно ковыляя вдоль стены, мимо поста дежурной медсестры, Алекс заметил, что на месте никого нет. Это его особо не удивило. «Наверняка спит где-нибудь в сестринской», — подумал Алекс. Если сотрудник во время дежурства должен быть на посту, это вовсе не значит, что так оно и будет на самом деле.
Коридор казался подозрительно длинным. Алекс продолжал идти к свету, падавшему на пол через открытую дверь туалета, но путь не становился короче. По какой-то причине ноги заметно потяжелели, а по спине пробежал мерзкий морозец. Алекс решил остановиться. Обернувшись, он не увидел ни света от ламп подсвечивающих номера палат, ни освещения на посту медсестры. Разглядывая уже пройденный путь, Алекс услышал громкий мужской кашель доносящейся из туалета.
Встрепенувшись от испуга, он развернулся и вошел в туалет. Уборная была отделана старой оранжевой плиткой небольшого размера. Местами виднелись сколы и остатки тёмного клея. Выше головы стены выкрашены, белой краской, пожелтевшей от времени. Слева от входа располагались три умывальника с небольшими зеркалами, справа — хозяйственные шкафы с различной бытовой химией, тряпками и вёдрами. Вход в царство белых санфаянсов находился прямиком за умывальниками. Дверь была приоткрыта, доносился сладкий запах табака. — «Как же курить хочется», — подумал Алекс и вошел в уборную.
Перед ним стоял невысокий седой дедуля со слегка растрепанными волосами средней длины. Он был одет в тельняшку, камуфляжную куртку, вроде тех, что носят грибники или охотники, больничные штаны в полоску с оттопыренными коленками. На ногах красовались зелёные литые тапки, как у солдат-срочников. Дед стоял возле подоконника и курил какие-то дрянные сигареты, выдыхая продукты горения в окно, выходящее на задний двор больницы.
— О, сынок! Я рад, что ты в порядке. Держи, — сказал дед, протягивая пачку «Тройки» и зажигалку.
— Э, спасибо! Мы знакомы? — спросил Алекс, вынул сигарету из пачки, подкурил и смачно затянулся.
— Ха-ха, ну ты даешь. Матвеич я, Матвеич. Неужто забыл? Ну, ничего вспомнишь. Записулька твоя в штанах других осталась, если что. Ну ладно, бывай! — Кашляя сказал дед, бросил окурок в унитаз и вышел в коридор.
— Какая записулька? — у Алекса пронеслась мысль, что дед что-то знает. Он кинулся за ним в коридор, но тот уже исчез.
Глава 5 — ПЛАН
— Марья Ивановна, извините, у меня вопрос, — начал Алекс, останавливая медсестру, — Подскажите, пожалуйста. Тут дед лежит, Матвеич. В какой он палате?
— Ой, родненький, а он что твой… — оборвав фразу, Марья Ивановна вопросительно посмотрела на Алекса.
— Кто мой? — переспросил Алекс.
— Родственник, — подытожила медсестра.
— А, нет же!
— Тьфу, слава Богу! А то, ой как не люблю дурные вести приносить, — перебила Марья Ивановна.
— Дурные вести? — удивленно спросил Алекс.
— Да, помер дед. С тобой привезли же его. Тебя в машину погрузил, рядом сел. Да говорят, там и поплохело. Волок тебя с лесу до дороги. Старый видать, вот сердце и не выдержало, в реанимации ещё поборолись за него, но, как говорится, тщетно. В морге лежит, родню ищем. Эх, похоронить бы его по-человечески, а то ведь увезут в крематорий и в банку закатают. Не по-христиански как-то.
Алекс впал в ступор, а Марья Ивановна побежала по своим делам. Будучи уверенным, что разговаривал сегодня ночью именно с Матвеичем, он недоумевал, что, чёрт возьми, происходит. И в этот самый момент ему в голову пришла, как бы сказать, первая значимая мысль. Он понял, что, постоянно задавая себе вопросы, ничего не добьешься и не узнаешь. Лучше воспринимать это как своеобразную игру. Да, возможно, игра будет граничить с психушкой, но именно она не даст попасть туда наверняка. Оставалось только слегка перенастроить голову и образ мышления. Перенаправить потоки в новый вектор развития. Необходимо всё как следует проанализировать и продумать план дальнейших действий. Попросив у кого-то из соседей по палате ручку и блокнот, Алекс принялся в свойственной ему манере анализировать и систематизировать полученную информацию, тихо бубня под нос всё что записывает.
— Так, что известно на данный момент? Первое: я какого-то хера поперся в лес. По данному пункту возникает ряд вопросов. Самый глобальный, конечно, это зачем я, мать вашу, туда попёрся?! Его мы пока опустим. Из известного: я действительно был в лесу, что-то (или кто-то) меня там знатно поджарило, при этом никаких серьезных возгораний, по словам медиков, в зоне видимости не наблюдалось. Притащил меня к дороге и вызвал помощь Матвеич. Или Матвеич сам с этим всем связан? У него мы уже не спросим, поэтому оставим тройной вопрос. Так, что ещё? На чем я поехал в лес: на своей машине, такси, автобусе? Надо выяснить, где меня подобрали и съездить осмотреться. Если ездил на своей и её там нет, заявить об угоне.
Вопросы множились, список рос и обрастал примечаниями. С вопросов материальных Алекс перешел к вопросам психологическим и прочим ненормальным моментам. Сюда попали и человек в чёрном, условно будем называть его так, и ситуация с Матвеичем. Алекс долго сидел над этими задачками, но ответы в голове не вырисовывались.
— Так кажется закончил, — подытожил Алекс.
Чистый блокнот плотно посинел страниц так на двадцать. Готовясь схлопнуть картонную обложку типографического чуда, родом из сибирских лесов, Алекса начала коробить мысль, что он что-то упустил. И действительно два момента миновали его шариковое перо со сменными чернилами. Первый — это дерево, о котором он говорил в бреду, по словам всё той же Марьи Ивановны. Второй, но, наверное, самый важный — записулька в штанах Матвеича. О ней последний обмолвился в туалете.