Мама стала заметно волноваться и плакать по ночам. А еще через неделю Мишка подслушал – случайно, конечно же! – как она говорит с зампредседателя ГКМПС по телефону.
– Юрий Сергеевич, вы меня просто успокаиваете! – всхлипывала в трубку мама. – Я же чувствую: что-то случилось!
Что ей отвечал Сидореня, Мишка, понятно, слышать не мог. Но когда снова заговорила мама, ее голос был уже гораздо спокойнее.
– Хорошо, – сказала она. – Значит, сеанс связи ожидается сегодня? Я вас очень прошу: пусть нам сразу же принесут пленку. Спасибо.
Мишка старался не подавать виду, что слышал разговор, но он не мог усидеть на месте в ожидании пленки с папиной записью, и мама быстро все поняла.
Правда, отчитать его она не успела, потому что как раз принесли запись.
На сей раз папа снова был таким же, что и сразу после отлета: много шутил, вспоминал, как они прошлым летом отдыхали на Черном море… У Мишки отлегло от души. Он ведь тоже очень волновался, что от папы долго нет вестей. И тут, наконец, вот он – папа! Живой, веселый и бодрый.
Хохоча над папиными шутками, Мишка не сразу заметил, что мама смотрит на экран совершенно молча. А когда он это осознал и повернулся к ней – почувствовал, как что-то противно екнуло и похолодело внутри. Мамино лицо было абсолютно белым, а глаза, будто стеклянные, были неподвижно устремлены даже не в экран, а словно куда-то далеко за него.
– Мама, – хрипло шепнул Мишка. – Ты чего?..
И тогда по маминой левой щеке покатилась слеза. По той же, что у папы на экране белела тоненькая полоска пластыря.