Выше мы говорили о том, что Анна Комнина писала о 30 тыс. печенегов (с детьми, женщинами, стариками), взятых в плен императором Алексеем Комниным после победы над ними. Учитывая, что большинство печенежских воинов погибло в битве, всего печенегов было не более 35 тыс. Видимо, мы можем уверенно говорить, что 30—40 тыс.— средний размер любой кочевнической орды.
В дальнейшем в Ипатьевской летописи еще дважды говорилось о участвовавших в военных походах берендеях: в 1172 г.— 1500 воинов, в 1184 г.— 2100. Это, как мы видели, вполне реальные цифры, исходящие из действительного количества берендеев, живших в Поросье, поскольку очевидно, что в обоих случаях (частных набегах на половцев) берендеи выставляли не весь имевшийся в их распоряжении воинский контингент, равный, видимо, 5000-6000.
Берендеи занимали в Поросье довольно большие территории. Судя по сообщениям летописи, они располагались в верховьях Роси, вокруг русского города Ростовца. Там находились их вежи и даже небольшие городки, вероятно не очень сильно укрепленные, так как в 1177 г. шесть «городов берендичь» были легко взяты половцами, которые очень редко брали города, хотя и часто осаждали их. Кроме того, берендеи упомянуты еще в 1105 г., т. е. до изгнания их Владимиром, в описании половецкого похода на Заруб: «...пришед Боняк зиме на Зарубе и победи торки и береньдее». Их вежи стояли вперемешку в долине Днепра, по которой проходила дорога на Заруб. По пути Боняк взял их.
Мы уже говорили, что печенеги обжили земли в верховьях Россавы (левого притока Роси). Торческие владения располагались в центральных районах Поросья. Там уже в конце XI в. возник на древнем скифском городище город Торческ. Кочевники вообще, оседая, любили использовать более древние укрепления в своих поселениях. Обычно они только немного подновляли их и ставили на древние валы деревянные, обмазанные глиной частоколы. Так произошло и с Торческом. Скифские городища обыкновенно были очень большими. Торческ располагался по всей площади древнего городища и был, безусловно, крупным средневековым поселением, однако заселен он был негусто, постройки были легкие, наземные, скорее всего войлочные юрты. Размещены они были в городе не улицами, а «гнездами» (дворами). Каждое «гнездо» принадлежало, видимо, одной большой семье — аилу, или чади, как называет их летописец. Один двор от другого был отделен иногда довольно значительным свободным от застройки пространством, поскольку известно, что скотоводы наиболее ценный скот (породистых коней) и молодняк предпочитали держать поблизости от своих жилищ. Видимо, каждый двор, принадлежавший большой семье, именовался летописцами «вежей». Вежи ни в городе, ни в степях никогда не были специально укреплены какими-то фундаментальными сооружениями, но для них, как правило, было характерно расположение юрт по периметру круга, в центре которого ставили юрту главы семьи. По внешнему периметру круга в степи нагромождали связанные между собой телеги, а в городе, возможно, могли ставить плетневые загородки, аналогичные тем, которые плетут вокруг двора (база) казаки. Таким образом, русские недаром называли аильные дворы вежами, т. е. укреплениями. Пробраться внутрь вежи-двора было, вероятно, весьма затруднительно.
Торческие вежи были разбросаны и за пределами торческих укреплений, так как, занимаясь пастбищным скотоводством на сравнительно небольшой территории, скотоводы были вынуждены и летом и зимой постоянно быть при своих стадах, перегоняя их с места на место, чтобы трава на пастбищах не выщипывалась и не вытаптывалась полностью и пастбища способны были «самовосстанавливаться».
Коуи — четвертое по величине (и значимости) этническое соединение, входившее в союз черных клобуков. Местоположение их веж и пастбищ в 50—70-е годы XII в. устанавливается только косвенно. Дело в том, что они постоянно выступают вместе с горками, берендеями и печенегами в составе черных клобуков. Поскольку этот союз образовался и локализовался на территории По-росья, то логично предположить, что коуи жили там же, где и остальные этнические группировки этого союза. Однако под 1185 г. летописец неоднократно упоминает особую группу этого этноса, названную им «коуи черниговские». Следовательно, помимо Поросья, коуи раскинули в то десятилетие свои вежи и пастбища и в Черниговском княжестве: на его границах и, возможно, даже частично в окрестностях самого Чернигова — по широкой деснинской пойме.
Что касается турпеев и каепичей, то оба эти небольших этноса обита.ли, видимо, на нереяславско-чернигов-ском пограничье, поскольку упоминаются в летописи в связи с военными действиями, ведшимися князьями друг против друга именно на территории этих княжеств. Иных, более веских доказательств о месте их обитания у нас нет.
Следует сказать, что, помимо этих перечисленных в Ипатьевской летописи этнических группировок, вассальных Руси, мы можем считать вслед за крупным советским тюркологом Н. А. Баскаковым какими-то формирующимися соединениями перечисленных в «Слове о полку Игореве» могутов, татранов, шельбиров, топчаков, реву-гов и ольберов. Баскаков справедливо предполагает, что это были названия большесемейных коллективов (аилов), таких же, какой была Бастеева чадь (Баскаков, 1985, с. 128—137). Под 1159 г. в летописи упоминается Олбьерь (Ольбер?) Шерошевич (дружинник князя Мстислава). Это подтверждает гипотезу И. А. Баскакова о том, что в «Слове» действительно перечислены производные от имен собственных названия отдельных вассальных аилов. Из них при благоприятных обстоятельствах могли сложиться и более крупные объединения. Перечисленные в «Слове» семьи принадлежали, вероятно, наиболее богатым вассалам черниговского князя, уже начавшим выделяться из общей массы вассальных пограничных скотоводов, вполне возможно — из среды коуев или торков.
Таким образом, сложный процесс этнообразования постоянно протекал и волновал не только вольные стенные объединения, но и уже полуосевших или даже полностью осевших кочевников. Характерно, что этот процесс заключался не только в слиянии мелких групп, но и в выделении из старого, давно сложившегося этноса небольших группировок, нередко перераставших в новые этносы. При этом культурные традиции, культовые обряды, общая бытовая культура менялись весьма незначительно. По существу в Поросье, где было раскопано много кочевнических курганов, мы смогли выявить только два обряда: печенежский и торческий, мало отличавшиеся друг от друга (Плетнева, 1973). Оба народа хоронили своих покойников головами на запад, укладывая их на спину и сопровождая одновременно захороненным чучелом коня, от которого сохраняются обычно взнузданный череп, кости ног, отчлененных чаще всего по пястный сустав, и отпечатки шкуры с хвостовыми позвонками. Этот обряд свидетельствует о полном сохранении и культивировании в Поросье всаднических традиций. В них тонули те незначительные отличия, которые, очевидно, были и в обрядности, и в быту разных черноклобуцких этносов. Во всяком случае, археологически их уловить не удается.
Все этнические процессы протекали в теснейшей взаимосвязи с экономическим развитием и социальными изменениями. Мы уже говорили, что с самых первых лет появления орд торков и печенегов в пределах русского пограничья кочевники вынуждены были резко изменить свою экономику, фактически перейдя от кочевания к оседлому пастушеству. Однако как в военной организации своих полков (всадники, лучники и пр.), так и в экономике и быту сохранялись прежние, выработанные столетиями традиции кочевничества. Под 1155 г. в рассказе летописца о борьбе Изяслава и Юрия за Киев черноклобуцкие воины начали беспокоиться о безопасности оставленных ими на Роси семейств и поэтому все они, вполне соглашаясь сложить головы за Изяслава и его родню, решительно заявили, что желают забрать «веже свое, и жены свое, и дети свое и стада своя и што своего всего, пойдем же к Киеву» (ПСРЛ, II, с. 427), т. е. под защиту и под покровительство русских войск и города, И действительно, пришли в окрестности Киева «с вежами и со стады и скоты их многое множество, и великую пакость створиша ... манастыри оторгоша и села пожго-ша и огороды вси посекоша» (ПСРЛ, II, с. 428). К сожалению, все это было неизбежно — семьи должны были жить, жечь костры и, главное, пасти скот. Это довело город до бедственного положения, но Изяслав благодаря скоплению разнообразных и многочисленных войск вокруг города одержал победу над Юрием, приведшим к Киеву половцев, которые даже «по стреле не пустили» и бежали в свою степь. Насколько известно из летописи, несмотря на несомненную помощь черных клобуков своему сюзерену, более такой дорогостоящей для киевлян ошибки киевские князья не допускали. Очевидно, в случае опасности черные клобуки поступали обычно так, как в 1150 г., а именно «жены своя и дети своя в горо-дех затворите на Поросьи, а сами приехаша к Изя славу всеми своими силами» (ПСРЛ, II, с, 400).