- Я думал, тебя привлекает смерть. И неважно, что будет умирать.
- Так и есть. Но умереть, погибнуть, не то же самое, что быть поглощённым, и поглощённым не физически. Тела сливаются, а разум подчиняется победителю, осознавая каждое мгновение своего угасания, изменяясь под чужой волей.
- А если от тебя отделить малую часть? Скажем, десять процентов, тогда что?
- Она будет полностью мне подчинена. Работает принцип «вожака». Я больше, я сильнее, я осознаннее, я имею большее давление в нашей связи. Только эта часть будет иметь лишь десять процентов от моего исходного тела и, вероятно, при длительном самостоятельном прибывании погибнет, даже при идеальных условиях банально не сумев освоить достаточно питательных веществ.
- Левик, ты можешь неделями обходиться без крови. Тебе не вредят ни ледяная стужа, ни ударные волны взрывов, ни кромешный многодневный мрак, ты даже в воде не нуждаешься. А тут говоришь, что тебе, точнее, твою копию может убить невозможность съесть больше, чем можешь ты.
-Многие змеи после линьки поедают собственную кожу, чтобы восстановить силы.
- Знаю, я ведь тебе это рассказал.
- Я делаю то же самое. Темнота, холод, отсутствие воды, теснота, тряска. Факторы, заставляющие меня адаптироваться. Отращивать новое, а ненужное поглощать. Так я могу прожить очень долго, десятилетия, быть может, столетия. Находясь в глубоком сне или в бездумном созерцании. Кровь позволяет мне расти, меняться, а знания — развиваться.
Моя копия придерживается той же тактики, только контроль над тем, что нужно, перекрывает исходную необходимость.
- То есть копия погибнет от того, что все силы уйдут на освоение пищи.
- И стремительный рост. Который по иронии приведёт к гибели.
Дверь в ванную хлопнула, отвлекая меня от разговора.
- Левик, давай к сути, с чего мы и начали. Ты говорил о том, что мог оставить следы. Какие?
- В виде моих фрагментов. Можно сказать, моих мельчайших копий. Они столь малы, что я не в состоянии ни подчинить их, ни даже отследить. Но я знаю, что они есть, только не знаю, как много.
- Тогда не о чем переживать, если у десятой части тебя шансов выжить немного. То какой шанс у этих частиц?
- Подчиняя тело, я пронизал все его мышцы, пройдя через кровоток. Тело на момент захвата было ещё тёплым. Части меня угодили в самую благоприятную среду для развития.
- Какой шанс, что хоть одна частица сможет выжить?
- Не более десятой части процента.
Проблема? Трудный вопрос на самом деле. С одной стороны, глупо переживать о долях процента, с другой стороны, если этих частиц тысячи, то это уже серьёзно. Тела вернувшихся принадлежат государству, и после нашей смерти наши тушки отправляются на опыты. Пообщавшись с учёными, можно быть уверенным: их там в первые же часы раздербанят до костей. И с телом Игната миндальничать не станут.
Если проблему можно решить, то не стоит о ней беспокоиться; если ее решить нельзя, то беспокоиться о ней бессмысленно.
Главную проблему я на данный момент решил. Склонив голову, смотрю, как конверт в моей руке стремительно пожирает свечной огонёк. Пусть остальные проблемы достанутся будущему мне.
- Ты что-то жжёшь? - спросила вернувшаяся девушка, от которой сейчас одуряюще пахнет цветами.
- Правильно говорится не «жжёшь», а «сгораю» от нетерпения.
Девушка села на кровать, а я прильнул к её груди.
До получения новой задачи осталось: 0 даней 14 часов 27 минут 15 секунд.
В маленькую комнату ворвались десятки солдат с оружием и в глухой броне. Нас чуть ли не сдёрнули с кровати. Девушке вручили халат, моментально выставив в коридор, а мне дали минуту на сборы.
Такой переполох вызвало то, что тело Игната оказалось найденным. Мы с девушкой ушли из зала вечером в здание, где располагаются офицеры. Подальше от шума и туда, где многие могли бы подтвердить моё присутствие. А Левик после изъятия письма у адъютанта вернулся в зал, выбрал парня (на парне я настоял) и уединился с ним. Само собой, ничего не было. Просто нужно было, чтобы кто-то видел, как живой Игнат уходит куда-то с кем-то. Затем несостоявшийся партнёр был выпровожен взашей, а тело брошено, предварительно залитое несколькими литрами крепкой выпивки.
Будь Игнат на тот момент жив, то умер бы от ударной дозы этанола. Несмотря на то, что сердце не билось, алкоголь в кровь не впитывался. При вскрытии это должно помешать. По крайней мере, я на это рассчитываю.
Оставшееся до призыва время мы провели в стартовом помещении. Эдакой лаборатории, в которой есть десять абсолютно пустых комнат, обшитых мягким войлоком. На случай, если при обратной транспортировке мы будем в горизонтальном состоянии. В самой же лаборатории есть всё, чтобы незамедлительно провести реанимационные работы.