— Если бы был жив, — сказал я. — Но он мертв. И я хотел бы знать, кто ему помог проститься с этим миром. Я видел дом Хробика в Буковине и парк вокруг. Если это плохой участок, то, я думаю, вы недооценили умственные способности человека, который выдал ему такую справку.
— Его уже нет. Впрочем, с их точки зрения у Хробика бумаги были в порядке. А что тебя конкретно интересует?
— Меня интересует, что делал Хробик двадцать седьмого декабря прошлого года. Не предпринял ли он, случаем, прогулку в горы?
Тадек растерянно заморгал.
— Михалек, — сказал он печально, — а тебе не кажется, что это уж слишком? Ты, например, помнишь, что ты делал год назад двадцать седьмого декабря? Меня хоть убей — я не вспомню.
— А я вспомню, — ответил я. — Я заменял тебя на дежурстве, потому что ты поехал к родителям. Вопрос простой: могу я с ним поговорить, сегодня, сейчас?
Тадек набрал номер на телефонном диске.
— Что?.. Ага, ладно. Мне очень жаль, дружище, но сегодня это невозможно. Он сидит в Новом Тарге, им занимаются врачи-специалисты. Он назвал семьдесят семь с половиной болезней, которые его терзают. Но завтра я тебе подам его на блюдечке с большим удовольствием.
Я заглянул в календарь.
— Завтра я должен быть в Варшаве. Если он не вспомнит, а так и будет, могу держать пари на что угодно, — тогда спрашивайте жену, дочь, всех, кого удастся. Если вы не установите, чем он занимался в тот день, значит, я могу передать вам дело.
— Какое дело? — брови Тадека поползли вверх.
— Дело о мнимом несчастном случае, жертвой которого стал Анджей Зволиньский. На самом деле его оглушили и сбросили в пропасть. Хробик великолепно знает горы, он водил по этим маршрутам десятки туристских групп. И он был весьма заинтересован, чтобы процесс был прекращен. Он даже не мог уже сам отвести иск, это было бы равносильно признанию своей вины. Кроме того, он прекрасно понимал, что такой маневр ничего не даст. Анджей был серьезным противником. Если бы Хробик вышел из процесса, Анджей не прекратил бы копаться в его «героической» биографии. На судебном заседании десятого января он предполагал представить какие-то новые доказательства, которые могли окончательно погубить Хробика. Может быть, вы уже знаете об этом факте, только не знаете, что именно этим хотел воспользоваться Анджей. Во всяком случае, Хробик ни за что не желал допустить, чтобы эти факты стали известны суду. Поэтому и надо проверить, где он был двадцать седьмого декабря.
Поезд полз, как черепаха, то и дело останавливаясь перед семафорами. Мне не спалось. Когда мы дотащились до Центрального вокзала, было уже полдесятого. Эля ушла в институт, оставив мне записку, чтобы я навел порядок в своей комнате и купил продуктов.
Я принял ванну. И только теперь почувствовал усталость. Завел будильник на три часа и лег.
Пронзительный звонок долго не мог разбудить меня. Я, не открывая глаза, пытался нашарить грохочущий «трактор», чтобы выключить его. Но звонок повторялся короткими, прерывистыми сериями. Я понял: это телефон. Машинально взглянул на часы: без пятнадцати три. Второй день моего неудавшегося отпуска. Через три часа я должен быть в аэропорту. А телефон все звонил. Я снял трубку.
— Вас вызывает Закопане, — а дальше я услышал шум и треск, сквозь которые еле пробивался слабый голос Тадека. Потом что-то щелкнуло, и он заговорил громко и ясно.
— У меня для тебя два известия. Первое: у Хробика есть дом в Кракове, там он живет под другим именем. Это было установлено позавчера благодаря анонимке, которая пришла в милицию. До сих пор Хробика боялись трогать из-за его якобы важных связей, а теперь языки развязались. Краковское дело важно потому, что там еще живы люди, которые знали его во время оккупации, он уже тогда владел этим домом. Дом принадлежал каким-то евреям, которые уехали перед самой войной, продав ему всю свою недвижимость. Соседи клянутся, что всю войну Хробик — для них он Хвасьчинский — просидел дома. На партизанские отряды, аресты гестаповцами, концлагеря и геройские побеги у него, скорее всего, не было времени. Это первое известие. Что касается второго, то очень сожалею, мне не хочется тебя огорчать, но ты ошибся. Хробик с десятого декабря прошлого года до четвертого января лежал в больнице в Закорая как раз вошла в комнату с подносом, он бросил на ходу, что вернется через час.