— Враг сердит! — поддержал Петрусь Степана. — А мазепинцы ещё злее. Разорвут на куски, если попадёшь им в руки!
— Зачем такого дожидаться, хлопцы? — заслышал разговор рыжий есаул, Петрусев теперешний старшина. Голос сладок. Только охрип на морозе.
— Как это — дожидаться? — встрепенулся Степан, поднимаясь с земли.
Есаул положил ему на плечо руку, оскаливая под рыжими усами острые зубы:
— Драться надо, а не ждать плена! Не то шкуру сдерут... Надо кумекать.
Есаул цепко всматривался в лица маленькими прыткими глазами. Хотел заглянуть в душу. Хлопы же следили за лесом.
— Как вон то железо ударит, что на холме, — сказал один, — земля тогда содрогнётся!
— А чего? — отыскался среди хлопов шутник. — Ударит — скользко будет. Вода потечёт! А то испугались: швед... Пускай лезет.
Хлопы прибывали и прибывали. В красных от мороза руках — длинные пики с чёрными острыми наконечниками, только что из кузницы. День и ночь не умолкают там молоты. Ещё не всем хватает острого оружия.
От таких разговоров становилось легче. Хотелось взглянуть на холм, где на солнце сверкают медью пушки, уже давно сосчитанные, — двадцать! Что против них три чугунные пукалки? Пока не было шведов — и они казались силой. А теперь?
Враги перебрасывали с места на место снег, добрались уже, пожалуй, до земли. И так каждый Божий день, с утра до вечера. Будто дети, будто согреваются.
— Чего-то ждут! — догадывались на валах.
Мороз немного унялся. Нет вчерашнего ветра. Солнце, поднимаясь за оледеневшими островерхими тополями, над глубоким снегом, испещрёнными синеватыми тенями, уже по-весеннему слепит глаза, обещая тепло.
— Не помешала бы оттепель! — запророчил кто-то.
На него ощерились:
— Тепло от Бога! Захочет Милосердный — всё растает! Да зачем Богу нас подводить? Вон за него дерут горло попы!
Над базарной площадью неслись церковное пение, переливы колокольного звона и вороньи крики... Всё сливалось в мощный гул вместе с уханьем молотов.
— Может, и шведы дожидаются, чтобы король забрал их отсюда! — рассуждал ободранный хлоп, который больше всех говорил. — На что им зариться? Здесь и башни нет, как по другим фортециям.
Степановы кулаки рассекали морозный воздух. Синяя тень от короткого тела спадала в глубокий ров, добиралась до противоположного его берега, будто от огромного человека.
— Нет, пойдут на приступ! — крикнул Степан ободранцу.
Степана понимали старые вояки, сидевшие ближе всех к костру и гревшие не только потрескавшиеся чёрные пальцы, но и укрытые морщинами лица:
— Руки чешутся? Казак...
Вдруг в лесу показались всадники. Острые копыта глубоко погружались в свежий снег. Кони приближались медленно, а с вала уже наставлено оружие. Хлопам хорошо видно — мазепинцы!
— Не стреляйте! — закричали всадники.
Есаул-мазепинец выследил на валу русского офицера.
— Пан! — прохрипел он, откашливаясь. Затем прокричал, почти не закрывая рта: — Генерал Штакельберг ещё раз предлагает сдаться! Король уничтожил Зеньков, а завтра прибудет сюда! Сделает и здесь то же самое!
С вала одновременно выстрелило несколько рушниц. Под одним мазепинцем вздрогнул и свалился конь. Задёргались копыта с блестящими подковами, порозовел синеватый снег. Изменник вывернулся из седла и побежал, ухватившись за стремя товарища обеими руками и припадая на одну ногу.
— С такими мира не жди, — сказал рыжий есаул. — Вишь, Зеньков недолго продержался... А такие там погреба!
— А со шведами будет мир? — снова привязались к есаулу.
Тот выставил руки со скрюченными от холода пальцами в рыжей грязной шерсти.
— Тю на вас! — возмутился он. — Что я, возом вас зацепил? И со шведами не будет.
— То-то же. Возом... Если бы возом.
Ободранный хлоп — на кожухе рак не удержится —
мудрил вслух:
— Может, брешут? Может, и не помышляет король идти сюда? Пугают... Почему бы в первый день не послать на приступ?
— Придёт, дядько, — был уверен и уже спокоен Степан. — Только придёт настричь шерсти, а уйдёт сам стриженый, как говорит вон тот человек.
Чернявый солдат с коротенькими усиками под красным носом с готовностью приблизился, заслышав речь о себе:
— А чаво, гаспада казаки... Не страшна... Послушайте, что у нас было...
Степан слушал солдатов рассказ и радовался, уверенный, что после предстоящего боя будет о чём договорить с дедом в недалёком отсюда Чернодубе. Теперь дедова сабля получит настоящую работу. Не сдадут врагу крепости. Не пропустят его на север, где царская армия не успела подготовиться к отпору... А дедова сабля и так поработала, но до сих пор все схватки получались коротенькие: Денисова сотня большей частью быстрым импетом наскакивала на обозы, на партии интендантов да фуражиров. Ну, рубанёшь одного-другого — и ходу. А теперь...