А зима суровая. Снегу полно. Даже кавалеристы генерала Ренне не рискуют искать у супротивника слабого места. Кавалеристы подкармливают усталых животных, а сами греются горелкой. Вообще, вокруг Веприка полно царских драгун и казаков Скоропадского. Надо всеми драгунами здесь власть генерала Инфлянта, а над казаками — полковника Галагана. И те и другие нападают на шведские обозы, уничтожают небольшие отряды, ловят гонцов с письмами и пакетами.
За хорошую службу полковник Галаган сделал Дениса сотником — вот и у Дениса теперь полно забот.
Шведы, захватив Гадяч, протянули было руки и к Веприку. Да веприковцы кликнули на помощь царских солдат и вместе с ними оказали доброе сопротивление. Потому и сейчас в Веприке набралось немного солдат, достаточно — хлопов.
Братья — частые гости в Галиной хатёнке, в человеческой кутерьме, где всегда полно беженцев, как и во всяком веприкском строении. Слушают песни, припоминают, до чего хорошо было в родном селе.
— Черевички мои, черевиченьки, — выводит певунья Галя.
Эта песня звучит здесь часто. Привыкла девушка к казацкому убранству, привыкает теперь и к тому, что, когда она нахлобучивает на голову косматую шапку, убирая под неё длинные густые волосы, старая хозяйка хатёнки, что бы ни делала, всплёскивает руками и опускается на скамейку. Толкает хлопцев, беженцев:
— Чистый казаченько! Ей-богу!
Вообще-то, в казацкой одежде Галю не узнают даже чернодубцы, такие, правда, нечастые на веприкских улицах. А в Веприке первый встречный хлоп сам по себе кажется настоящим казаком. Никто здесь не спрашивает о компуте. У каждого если не сабля на боку, так острый топор за поясом или в руке пика. Каждому чудится, будто он теперь и есть самый надёжный защитник своей земли.
Дениса не волнует утраченная парсуна — он её не видал. Денис уже пропил монету шведского короля, но его по-прежнему все знакомые расспрашивают о тон невероятной встрече.
— Припрётся король сюда — вот увидите! Я так и генералу Ренне сказал! — повторяет часто Денис.
— Пускай! — охотно поддерживает этот разговор Петрусь, забывая о своей беде. — Лишь бы конницу здесь не заперли. Нет фуража. А что людей много, так еды хватит. И оружие у многих...
Галя, припевая, тоже посматривает на саблю, подарок Петруся, теперь повешенную под тёмными иконами среди моря вышитых рушников. Мысленно снова примеряется к сражению. Старая хозяйка поощрительно кивает головой:
— Смолоду и я носила казацкий строй. Такая наша бабья доля на Украине. Сейчас зельем помогу, раны вылечу. От хаты к хате ходила и собирала полотняные тряпки на корпию.
Олексей и Демьян тоже наведываются послушать Галиных песен. Расспрашивают Петруся, не наткнулся ли где на гетманскую парсуну. Староверский отряд занимает немалый дом над самой речкой, за валом. Хозяин его, богатый есаул, удрал к Мазепе. Демьян и Олексей дожидаются, когда встретятся с врагом. Но Степану в помещении не усидеть. Он торопливо выведывает всё возможное о короле.
— Я бы его задушил! Мне смерть не страшна.
— Не успеть! — прерывает Денис. — Охрана.
Из окошка видны три чугунные пушки, направленные с вала стволами на лес, в сторону Гадяча. Возле них — никого. Пушкари держатся возле хат, тёплых шинков да корчем. Пушкаря греет стрельба, известно.
Степан, изучив в крепости каждый уголок, морщится, наведываясь ежевечерне в хатёнку:
— Даже охраны нет! Денис, скажи хоть ты! Кое-где солдаты на валах. Я сам ночую возле пушек. А куда смотрит полковник?
Полковник Фермор, командир Переяславского царского полка, недавно присланного в помощь, назначен комендантом крепости. Получается, он так беспечен? Или уверен... Солдаты ночью отдыхают.
Денис только руками разводит. Фермор — полный здесь хозяин.
За валами, покрытыми снегом и потому вроде бы ещё более низкими, чем в самом деле, — бесконечные неведомые леса. Никто не пробивает след на Гадяч или пусть даже в том направлении, где враг. А зима подсыпает и подсыпает белого пуху. Пути протоптаны лишь в другом направлении: на Бобрик, на Каменное. За теми сёлами, где-то в Лебедине да в Сумах, — главное царское войско.
А получилось всё так.
Сначала был выстрел, резкий крик. Потом отозвались на церкви колокола — тогда уже беспорядочно застучали ружья. Степан первый взглянул на гадячскую дорогу: из лесу пробивают след всадники... Выстрелил. И закричал.
Пока церковный звон растревожил мёрзлый воздух, шведы уже начали охватывать крепость быстрой конницей, чтобы пробиться на бобрикскую дорогу, отрезать отступающих, однако из местечка раздались команды. Царская конница, опережая нападающих, в снежной пыли, в криках да в конском ржании, уже подминала копытами дорогу.