Она говорила и говорила. Я перебила ее только раз: хотелось понять, кто же они, те, с кем вольно или невольно общается Лара.
Моисевна наморщила лоб и принялась перечислять:
— Ну Федька-гипс, он на маляра учился, а потом или сам бросил, или выгнали. Костя еще, этот из девятого ушел, не то из восьмого. Его отец из дому выгнал. А потом приходит сюда, говорит мне: мы тебе деньги дадим, скажи адрес, где он. А я почем знаю, придет и уйдет. Мать тоже приходила, плакала, это ты, говорит, его погубила, твой дом проклятый. — Моисевна длинно вздохнула. — Пончик еще, Сашка, он из колонии вернулся. Они вместе с Дылдой магазин обчистили, обое сидят. Люська-антенна. Говорит, манекенщицей работает. Ну да, манекенщица, страхолюдина такая…
Я с тоской думала: Лара, Лара, ну как она здесь, с ними…
А девочка продолжала свой спотыкающийся рассказ. И постепенно я поняла, что же тут произошло.
Соседи, которые все время жаловались на шум в этой квартире, в конце концов не выдержали — вызвали милицию. Может, и обошлось бы, так участковый обратил внимание, на большой, лежавший на виду, сверток. Никто милиции не ждал, и спрятать не догадались. В свертке были новенькие, с фабричными ярлыками, сумочки-косметички, французские духи, парфюмерные наборы. В ходе следствия выяснилось, что это не единственный случай, когда сюда притаскивали краденое. Двоих арестовали. С остальных взяли подписку о невыезде.
У меня отлегло от души. Раз так, Лара ни при чем! К кражам она, естественно, отношения не имеет, здесь оказалась в результате особенных обстоятельств… Это я уже репетировала свой разговор со следователем.
Лары все не было. Моисевна сказала, что она, бывает, приходит совсем поздно. И я решила не терять времени. Оставила записку и ушла.
Следователя я ждала очень долго. Так и не дождалась. Было совсем темно, к Моисевне уже не пошла. Надо было идти устраиваться в гостиницу.
Утром следователь был на месте. Средних лет человек с университетским ромбиком. Он принял меня вежливо, суховато. Выслушал не перебивая.
К сожалению, сказал он, ни один из моих аргументов положения подследственной не облегчает. Он знакомился с материалами комиссии по делам несовершеннолетних: оснований для того, чтобы в свое время направить ее в спецПТУ, было вполне достаточно. А то, что в училище она проявила себя положительно, как ни парадоксально, тоже не в ее пользу: значит, умеет держать себя в узде. Почему же вернулась к прежнему образу жизни? В кражах, возможно, сама и не участвовала (это еще требует подтверждения), но для возбуждения уголовного дела достаточно и того, что она не сообщила о преступлении…
Он говорил что-то еще. Я уже плохо слушала. Он не сомневался. Он не хотел сомневаться. Вот что было самое скверное: не хотел. Я вспомнила: ведь она еще к тому же отказалась от адвоката!
— Не имеет значения, — сказал он. — В таких случаях адвоката назначают.
Мне показалось, что сейчас он испытывает некоторое облегчение. Поначалу насторожился: а вдруг я поколеблю уже выстроенную им версию. Теперь успокоился. И сказал почти сочувственно:
— Возможно, хорошему, опытному адвокату и удалось бы вытащить ее.
— А у нее какой? — спросила я, старательно выговаривая каждую букву.
— Что вам сказать? Недавний выпускник. Это его второе дело.
Я уже затворила за собой дверь и вдруг подумала: а может, надо было рассказать ему о Ларе все? Вернуться?.. К счастью, даже в той своей панике я сообразила: нет, не надо. Он выслушал бы с тем же вниманием, но мог бы и истолковать по-своему, и все обернулось бы против нее.
Теперь я страшилась встречи с Ларой. Что я ей скажу, что посоветую, чем утешу? Я шла, не видя ничего вокруг. И вдруг остановилась — Дима! Дима, вот тот адвокат, который вытащит ее! Вытащит, защитит, спасет. Ведь он же вытащил Камушкина, а там было гораздо сложней, запутанней. Передо мной возникло Димино лицо, серьезное, внимательное, сосредоточенное — так читал он письмо Лариной бабушки… Да-да, Дима. Как это не пришло мне в голову сразу? Теперь я шла быстро, почти бежала.
Лары не было. Ушла рано утром и не приходила. Прочитала ли она записку?
— А как же, — сказала Моисевна. — Наверно, сто раз прочитала. Я говорю, давай чай пить. А она читает и читает.
Мне ничего не оставалось. Сидеть и ждать. Я сидела и ждала.