И тут, как сказала бы моя вологодская бабушка, меня погладило мутовкой по головке.
Я, не торопясь, шла по коридору, на ходу снимая пальто, когда увидела, что навстречу стремительными, но не очень верными шагами идет Жанна. Если бы я не протянула вперед руку, мы столкнулись бы лбами. У Жанны были странные, как бы не видящие глаза.
Наверно, она заметила меня только сейчас.
— А-а, Ирэночка! Ну как жизнь молодая?
Это было непохоже на Жанну. Это было вообще ни на что не похоже. Казалось, она была пьяна. Но вином от нее не пахло. Она попыталась было произнести что-то, но не получилось. И я, не заходя к девочкам, повела ее к Марии Дмитриевне. Мне пришлось вести ее под руку, ее все время заносило в сторону.
Зайдя в кабинет врача, она, не дожидаясь приглашения, плюхнулась на табуретку. Потом поставила локоть на стол и некоторое время пыталась утвердить подбородок на ладони, он то и дело соскальзывал.
Мария Дмитриевна молча внимательно смотрела на нее. Потом спросила:
— И что же ты выпила?
Жанна хотела махнуть рукой, движение получилось неверное, вялое.
— А ерунда все это, — еле выговорила она. И покачнулась, чуть не свалившись на пол.
Мы уложили ее тут же, в кабинете. Разговаривать было бесполезно, у нее сами собой закрывались глаза. Она уснула прежде, чем голова коснулась жесткого валика.
Несколько раз в течение дня я заглядывала в кабинет. Жанна спала. Мария Дмитриевна своих предположений не высказывала. Только коротко вымолвила, очевидно, сжалившись надо мной:
— Жизни не угрожает.
…В первый раз я увидела Жанну в карантине. Я уже знала, что новенькую направят ко мне, зашла взглянуть на нее. Она сидела на койке. Легкие, светлые волосы, чуть припухшие ясные глаза. Ребенок со сна. Она поинтересовалась, не я ли буду у нее воспитательницей?
— А то знаете, я тут видела одну, такая страшила. Я ужасно не люблю некрасивых.
Этот косвенный комплимент нимало не воодушевил меня. Глуповата? Хитра? Льстива? Потом я уже поняла, что она прежде всего простодушна. Будь у меня к тому времени мой сегодняшний опыт промахов и ошибок, я определила бы это сразу — так охотно, легко и открыто она рассказывала о себе.
Сначала она жила обыкновенно, как все девочки. А все время хотелось, чтобы что-нибудь необыкновенное. И вот однажды… Она стояла у ворот. В своем школьном платье, в чиненых-перечиненых башмаках. И вдруг возле нее остановилась машина, длинная такая, блестящая. А в ней какие-то двое. Они пригласили ее прокатиться, вежливо так, культурно. И она, как была, с сумкой, полной учебников, влезла туда. Ни капельки она не боялась. А чего бояться! Такие интеллигентные. И во всем фирменном. К мальчишкам ни за что не села бы, очень надо. И они поехали за город, на дачу. Она даже никогда не видела таких дач. Там в туалете знаете какая бумага — заграничная, с картинками!.. А их жены, наверное, поуезжали. И детей тоже не было, только игрушки валялись.
Домой, к бабушке, она вернулась под утро.
Тут я пропускаю несколько месяцев ее стремительного спуска вниз.
…Наступили каникулы. В лагерь она не поехала, что там делать, скука одна. А здесь она теперь в любой вечер могла пойти в ресторан. Швейцар, дядя Вася, пропускал ее, хоть какая очередь. Сам двери откроет, покажет, за какой столик сесть. А потом к ней подходит какой-нибудь. «Разрешите?» Один ей не понравился, длинный такой, дерганый. Она сказала: «Не разрешаю». Дядя Вася рассердился: «Будешь кобениться, не пущу больше».
— С пожилыми интересней, — делится она со мной своим опытом. Вот однажды ее позвали в какой-то дом. Нет, это уже не те, что в первый раз, это другие были. Они все рассказывали, рассказывали, так интересно было!
— А что рассказывали, Жанна?
Девочка морщит лоб.
— Нет, не вспомню. Но так интересно… А мальчишки — что!
— А скажи, Жанна, чего бы ты хотела от жизни?
Она задумалась.
— Вот, знаете, как? Вот я сижу на террасе, в саду деревья большие, цветы пахнут. А на столике, такой, на колесиках, фрукты разные, груши, мандарины, вино в красивых бутылках. А я в таком длинном-длинном платье, все серебряное и блестит, туфли вот на таких каблуках. И ко мне приходят подруги, и тоже в длинных платьях.
Она замолчала, наверно, представляя себе все это великолепие.
— Ну а дальше?
— Дальше? А все.
Какое-то время спустя я зашла зачем-то в школу. Была большая перемена. Обычный школьный шум. В этом наша школа не отличается от других. В конце коридора на подоконнике сидела Жанна. В опущенной руке — газета. Большая фотография. Центральная Африка. Национальный парк. На шоссе убитый носорог, поодаль скомканная машина.